Чисто царское убийство

– Пока еще не преступление, – сказал Кирилл, расхаживая по номеру. – Но ты повел себя не по тем нормам, которые приняты в эту эпоху. Пойми, мы не в Москве двадцать первого века, а в Петровской Руси. Здесь другие нравы! Ухаживать за девушкой тут можно только с одной целью – жениться на ней. А сделать этого ты по теперешним понятиям никак не можешь, поскольку не ровня княжне Анне. Смотри, если вы с ней и впредь будете так друг на дружку смотреть да ручками сталкиваться, то ее папенька не только не проникнется к тебе расположением, а велит прогнать да бить батогами. И прав будет!

– Хорошо, я все понял, – угрюмо отвечал Иван. – Буду сидеть, писать портрет и рта не раскрывать.

– Это самое лучшее, – заключил Углов, закончил с этой неприятной темой и обратился к названому меньшому брату уже по-дружески: – Так ты совершенно уверен в том, что князь не лукавил? Что к убийству Петра он непричастен?

– Да, уверен, – хмуро отвечал Ваня. – Голицын говорил правду. О том, что Петра убили, он узнал только от нас. Императору князь этот не слишком сочувствовал, по поводу его смерти не особо переживал, но преступник – не он.

– Значит, надо искать дальше, – сделал вывод Углов. – Следующий визит мы нанесем барону Шафирову.

– Перед этим придется сведения о нем собрать, подготовиться, тактику продумать, – заметил Дружинин. – В общем, все как полагается. Надо знать, что он за человек.

– Я кое-что читал о Шафирове перед заброской, – сказал Ваня. – Помню, что он человек жадный, буйный, невоздержанный в еде и питье. Два года назад, в семьсот двадцать третьем, Сенат приговорил его за казнокрадство к смертной казни, но Петр заменил ее ссылкой, причем недальней, в Нижнем Новгороде. Императрица Екатерина только в этом году вернула Шафирова оттуда и снова дала чины и звания. Еще я читал, что его дом на Большой Невке считался самым большим в Петербурге.

– У этого деятеля мы вряд ли сможем получить какую-то консультацию, – сказал Дружинин. – Тут другая тактика нужна. Мне кажется, с Шафировым надо действовать так же, как и с Бассевичем, – на испуг его взять.

– А где мы солдат найдем для такого дела? – спросил Углов. – К графу Толстому обращаться нельзя. Он мне дал понять, что положение его весьма шаткое.

– Есть у меня одна мысль, взятая из практики девяностых годов хитрого двадцатого века, – сказал Дружинин. – В те времена братки при разборках разного рода часто использовали всяких ряженых, прикидывались казаками или ментами. Вот и мы такой театр организуем.

Подготовка визита к барону Шафирову заняла весь следующий день. Само это мероприятие было намечено на поздний вечер. Оно должно было оказаться полным сюрпризом для хозяина дома на Большой Невке.

Около десяти часов вечера к подъезду роскошного особняка на Петровской набережной подкатили две крытых кареты. Из первой вышли три офицера в мундирах Преображенского полка, из второй – четверо солдат с ружьями, в такой же форме.

Надо сказать, что опытный человек немного удивился бы при виде этих солдат-преображенцев. Двигались они как-то неуверенно и ружья держали по-разному.

Но один из офицеров – это был Дружинин – заметил такой непорядок. Он сделал своим подчиненным внушение, тихо выдал им еще несколько инструкций. Потом вся процессия двинулась к парадному подъезду.

Не успел швейцар открыть рот, чтобы спросить, кто они такие, как все тот же офицер грозным голосом выкрикнул:

– Где злодей, именующий себя бароном Шафировым? Веди нас к нему немедля!

– Приказано никого нынче не пускать, – пискнул швейцар, но грозный офицер схватил его за воротник и прорычал:

– Веди, или тотчас на дыбу попадешь!

Швейцар не посмел более перечить.

Процессия двинулась вверх по мраморной лестнице. Лакеи испуганно шарахались в стороны, поэтому никто не сообщил хозяину дома о приближении незваных гостей.

Осанистый офицер в мундире капитана, шедший впереди, распахнул дверь кабинета. Все семеро, включая швейцара, захваченного в плен, вломились внутрь.

Хозяин дома барон Петр Павлович Шафиров был человеком необъятной толщины. Даже годы ссылки, когда его семья жила, в общем-то, впроголодь, не сказались на комплекции этого видного дипломата и родоначальника российской почтовой службы. Барон сидел в широком, под стать ему, кресле у камина. Он отрезал кусочки от индейки, покоившейся на блюде, едва умещавшемся на столике, стоявшем рядом с креслом, поедал их и запивал красным вином.

При виде солдат и офицеров, нагло вторгшихся в его кабинет, барон изменился в лице, уронил хрустальный бокал и ножик, которым резал птицу. Он пытался что-то сказать, но с первого раза это ему не удалось.

Капитан, шедший впереди, – это был Углов – не дал ему времени прийти в себя. При подготовке операции «Барон» расчет был сделан как раз на напор и дерзость, на то, чтобы не позволить противнику опомниться.

– Ты есть Шафиров? – резко спросил капитан. – А ну, поднимайся, приказано тебя на допрос доставить.

– Куда? Кем приказано? – вскричал барон, когда к нему вернулся дар речи.