Чисто убийственный бриллиант

— Ох, да прекрати же. Время поджимает, пойми. Перестань рассыпаться в извинениях, оторви маленький кусочек туалетной бумаги и внимательно выслушай меня, потому что это очень важно.

Пока Титус сооружал крошечную салфетку из четвертушки листка туалетной бумаги, складывая его так, чтобы он стал размером с ноготок на мизинчике Дэмп, Тарантелла рассказала своему невольному врачевателю о том, что ей удалось подслушать в гостевой ванной непосредственно перед тем, как сама она была атакована и искалечена.

— Ты шутишь? — ахнул Титус, роняя крошечный перевязочный пакет, отчего он вновь развернулся.

— Ох, господи. Неужели я похожа на шутницу? Может, ты полагаешь, что это бутафорская кровь? То есть я, конечно, слышала об актерских приемах, но отрывать собственную конечность с единственной целью добиться сценического жизнеподобия представляется мне поступком несколько… эксцентричным.

— Я не то имел в виду, — спохватился Титус. — Я хотел сказать, то, что Фьямма пыталась убить тебя, это ужасно, гнусно, ну… в общем, страшно. Все, что ты мне рассказала, — маска, вставные зубы, ноги… ее хвост. Кто она такая? И что это за Хроностоун, о котором она говорила? И кто это такие — «последняя мужская душа» и «ребенок-маг»? Что происходит, Тарантелла?

Паучиха вздохнула и вновь принялась рассматривать свою кровоточащую рану.

— А происходит то, что я окончательно истеку кровью, пока ты, милый мальчик, будешь шлепать губами. Сестра милосердия из тебя никудышная…

— О боже, прости, прости, прости. — Титус возобновил попытки сложить малюсенький кусочек бумаги.

— Ну вот, ты опять за свое. — Тарантелла с тяжелым вздохом закатила глаза. — Давай я буду отвечать на твои вопросы по одному. Первый: «Кто она такая?», как ты изволил спросить. Хм, давай подумаем… Накладывает макияж, чтобы скрыть тот факт, что она либо на тысячу лет старше, чем хочет казаться, либо у нее была чудовищно тяжелая жизнь… Носит вставные зубы по той же самой причине… Хм, фальшивые ноги, ну… если у тебя два раздвоенных копыта, то ты, возможно, тоже носил бы фальшивые ноги, если бы, конечно, не был поросенком, но в этом случае ты приобрел бы еще два копыта и носил бы их с гордостью. Что у нас дальше, раздвоенный хвост? Ох, батюшки. У какого животного раздвоенные копыта и раздвоенный хвост? Вот ведь незадача, ничего в голову не приходит… А у тебя есть идеи?

— Это не животное, — прошептал Титус. — Это демон.

— Относительно твоего следующего вопроса. «Что такое Хроностоун?» Я пас. Мне известно только то, что она и ее «босс» хотят наложить на него лапу. И последний вопрос на миллион лир: «последняя мужская душа» и «ребенок-маг»? Ну же, ты знаешь ответ.

— Я? — дрожащим голосом отозвался Титус. — Я — последняя мужская душа? И Дэмп? Она и есть ребенок-маг?

— Точно. Хорошая работа. Что это я чую — похоже на запах обуглившихся мозговых клеток! АУЧ! Поосторожнее с повязкой, грубиян.

— Тебе просто повезло, что я способен преодолеть свое отвращение к паучьему племени, — пробурчал Титус, ставя Тарантеллу на ладонь и осторожно закрепляя ее повязку тончайшей полоской пластыря. — Сейчас я надену футболку, засуну тебя под нее и пойду искать миссис Маклахлан. Мы должны предупредить ее о том, что в доме чудовище. Сделай одолжение, не ползай по мне. Ты на редкость волосатая, у меня от этого зуд.

— А ты на редкость тупой, у меня от этого голова болит… — Слова Тарантеллы были приглушены футболкой. Титус открыл дверь ванной и, убедившись, что коридор пуст, отправился на поиски няни.

…А МИССИС МАКЛАХЛАН СЫПЛЕТ СОЛЬ

В соответствии с указанием синьора Стрега-Борджиа рассеянно почесывающий укусы мошкары Лэтч ударил в гонг, созывая обитателей дома на обед. Он растопил камин в библиотеке, поскольку к вечеру похолодало и щупальцы тумана уже тянулись к Стрега-Шлоссу от вод Лохнагаргульи.

Дожевывая остатки воланчика, Ток выполз изо рва и сорвал кувшинку, чтобы заткнуть ее себе за ухо в качестве украшения. Прежде чем заковылять по розовому кварцу к входной двери, он посмотрел на освещенные окна Стрега-Шлосса в счастливом предвкушении обеда. В тот момент, когда он занес лапу над первой ступенькой крыльца, чей-то приглушенный вопль заставил его замереть и прислушаться. Откуда-то, по всей видимости с первого этажа, вновь донесся отчаянный крик, безошибочно свидетельствовавший о том, что некое существо попало в беду. Будучи вегетарианцем, он благочестиво понадеялся, что это не чей-то обед выражает таким образом свой протест, но тем не менее в тревоге огляделся, пытаясь определить источник звука. Летучие мыши порхали по темнеющему небу, оставив свой насест под карнизом Стрега-Шлосса, чтобы проведать ночные охотничьи угодья. Крокодил постарался убедить себя, что услышанный им крик был всего лишь высокочастотным звуковым сигналом летучих мышей, и уже собрался было карабкаться по ступенькам дальше. Но тут вопль донесся снова, на этот раз громче и отчетливее, так, что можно было даже разобрать повторяемое в отчаянии каждый раз с новой силой слово: