— Только без истерики, приятель, — посоветовал Асторот, прикрыл свои ужасные глаза, вытянул ногу и принялся помешивать ею угольки в очаге. Окоченев от ужаса, Ностриламус увидел, что нога Министра заканчивалась раздвоенным копытом.
— Обратной дороги нет… — сказал Асторот. Голос его напоминал звук ногтя, царапающего грифельную доску. — Я не какой-то мелкий демон, джинн, которого ты можешь запихнуть обратно в бутылку… Имеешь ли ты, смертный, представление о том, с какой бумажной волокитой сопряжены подобные сделки?
Приняв молчание Ностриламуса за понимание, Асторот продолжил:
— Ну вот и хорошо. Теперь слушай внимательно. Поскольку для тебя это внове, давай пробежимся по всему контракту, прежде чем ты подпишешь его. Вот нож, вскрой вену, пока я буду говорить…
Парализованный ужасом, Ностриламус повиновался и с помощью протянутого ножа сделал глубокий надрез на левом запястье. Из раны закапала кровь. Он вернул нож владельцу и постарался сосредоточиться на словах собеседника.
— …взамен огромного богатства, в валюте по нашему выбору, Правительство Аида требует маленькой любезности. Объясняю подробнее: ты получишь золото, соль, самоцветы, мирру и прочие ценности. А после твоей смерти мы пожнем твою душу. Все просто, правда?
Странный черный предмет на столе перед Асторотом начал дрожать и дергаться, словно жил своей собственной жизнью. Не обращая на него внимания, Асторот извлек свиток, густо покрытый письменами на незнакомом языке, и развернул его перед глазами Ностриламуса. Постукивающий по пергаменту палец указывал место в конце документа.
— Подпиши здесь. Извини, я на минутку, надо ответить на звонок.
Неуклюже используя указательный палец в качестве инструмента для письма, Ностриламус царапал на пергаменте свое имя, изо всех сил стараясь не подслушивать. Черный предмет Асторота не только мог озаряться светом и издавать птичьи звуки, но, похоже, обладал и собственным голосом. Что-то в нем с ужасающей отчетливостью тихо повторяло слово «Хроностоун». Каждый раз, когда звучало это слово, Асторот вздрагивал, пока, наконец, не отнял черный предмет от уха, с ненавистью глядя на него.
— Сигнал пропал. Адская штуковина. Плохие новости, боюсь… для тебя особенно. — Он закинул ногу на ногу и нахмурился. — Я бы сейчас
Заинтригованный, Ностриламус нервно улыбнулся. Он не имел ни малейшего представления, о чем толкует Министр, но его охватывало безнадежное чувство, что все это не предвещает ничего хорошего.
— План изменился, — сказал Асторот. — Мне велено прибавить дополнительный пункт к твоему договору. Дико извиняюсь, но ничего поделать нельзя. Соображения безопасности заставляют исключить некоторые лазейки — такого рода вещи… — Он склонился над подписанным документом и подышал на него. В тот же миг на месте густых строчек остался чистый пергамент. Облизнув кончик пальца, словно это было стило, Асторот начал с помощью собственной слюны переписывать контракт. Слова дымились, занимая места на пергаменте.
К столу приблизился трактирщик с кубками на деревянной доске. Вернув договор Ностриламусу для подписи, Асторот забрал выпивку у трясущегося хозяина.
— Тост, — сказал он, поднимая кубок.
— Мои извинения, М-м-министр, — выдавил хозяин. — У меня нет свежего хлеба для т-т-то…
— Да не для
— A-а, да. Если бы вы меня п-п-п-предупредили, Министр. Совсем недавно случился падеж кур. У меня не осталось мягких по-по-по… душек.
— Аид, дай мне сил, — пробормотал Асторот, закатывая к потолку свои красные глаза. — Выпьем, Каледон, — приказал он и мрачно прибавил: — Тебе это пригодится.
Он подтолкнул договор собеседнику и кивком велел трактирщику принести плащ.
Видя, что Ностриламус в полном недоумении пялится в новый контракт, Асторот указал на дополнение.
— Тебе надо обратить внимание на пункт три, подпункт тринадцать статьи седьмой. Особенно на первую строчку. «Душа нижеподписавшегося, а равно и души всех первенцев мужского пола его рода в последующих поколениях будут обречены отныне и вовеки веков».