Чисто весенние убийства

Дальнейшие слова Клариссы на эту тему утонули в низком голосе Женевы, который загрохотал прямо над моим ухом:

– Насколько я поняла, вы, Элли, по профессии дизайнер?

– Это было моей профессией до замужества, – подтвердила я, – а сейчас занимаюсь этим только время от времени.

– Тогда, если не сочтете чересчур обременительным, – она глядела не на меня, а на Барселону, – я хотела бы показать вам кабинет и выслушать ваш совет, как сделать его привлекательным. Думаю, вы хотите уйти вместе со всеми, чтобы не заставлять ждать мистера Фиппса, так что, может, посмотрим прямо сейчас?

С этими словами она выволокла меня в холл. Я похвалила нынешнее убранство.

– Вы правы, тут раньше было мрачновато. Пока мы не содрали старую обшивку, казалось, что живешь в темнице. – Женева прошагала мимо двери в столовую. – Но бедная старая дева, что жила здесь до нас, совершенно не следила за домом. Элли, я хочу как можно быстрее все тут переделать. Барселона, как вы, наверное, уже заметили, очень чувствительна. Мы оставили наш прежний дом, потому что соседи совершенно запустили свой сад и заросли сорняков угнетали Барселону до такой степени, что она слегла в постель.

– Безобразие! – поддержала я, углядев через открытую дверь Джонаса, мирно посапывающего за кухонным столом.

Словно прочитав мои мысли, Женева объяснила:

– Мистер Фиппс осмотрел яблоню и обнаружил ветку, которая, по его словам, может обломиться в любую минуту. Он спросил, есть ли у нас пила, и настоял на том, чтобы отпилить ветку немедленно. Я дала ему пять фунтов. Очень приятный старичок.

– Лучший в мире!

– А вот и кабинет. – Женева повернула направо. – Хотя окна в нем большие, кажется, что там всегда мало солнца. У этой комнаты на редкость унылый вид.

Она толкнула дверь. Заглянув в комнату из-за ее спины, я почувствовала острое желание с ней согласиться, но слова застряли у меня в горле. В уныние меня повергла не темно-коричневая краска и не кособокие полки, не совок с пеплом из камина и даже не опрокинутая стремянка. Самым непривлекательным элементом в этой комнате было мертвое тело, лежащее на полу. Миссис Гигантс сжимала в окаменевшей навеки руке метелку для пыли.

Глава пятая

Тщательно моют оконные рамы.

Я на всех парах гнала машину в Читтертон-Феллс, торопясь поделиться кошмарной новостью с Беном. Снова и снова содрогаясь от ужаса, я переживала то жуткое мгновение. В отличие от меня Женеву вовсе не поразил столбняк. Она наклонилась и ткнула пальцем в запястье распростертой на полу миссис Гигантс. Наверное, щупала пульс. Но все было ясно и так – неподвижный взгляд и приоткрытый рот не сулили никаких надежд. И все же, как ни плохо я себя чувствовала, Женева наверняка чувствовала себя еще хуже. Ведь миссис Гигантс отошла в мир иной в ее доме, а не в моем.

В голове словно в калейдоскопе мелькали картинки недавних событий. Вот Женева объявляет, что не знает, как сообщить о «происшествии» Барселоне. И это женщина, которая запросто управится с наводнением, засухой и бубонной чумой, вместе взятыми. Вот Барселона затравленно озирается по сторонам, готовая забиться в истерике. Вот остальная компания таращится из-за спин сестер на распростертое тело. Санитары галопом несутся по длинному, узкому коридору… И наконец, апофеоз – невнятная беседа с симпатичным сержантом.

Где-то посреди всего этого кошмара наяву я позвонила своей подруге Фриззи Таффер, один из малышей которой ходит в тот же детский сад, что и мои близнецы. Торопливо прокричала новость и попросила Фриззи забрать близнецов к себе.

Как только нам позволили покинуть «Высокие трубы», я отвезла домой Джонаса, накормила его обедом и понеслась в ресторан. У меня и в мыслях не было, заливаясь слезами, рухнуть в объятия Бена, но я должна была увидеть его. Возможно, знай я, что миссис Гигантс прибирается и в «Высоких трубах», потрясение было бы не столь велико. Хотя, конечно, с какой стати сестрам Миллер докладывать гостям, что в доме вовсю идет уборка. Скорее всего, они сообщили бедной миссис Гигантс, что ждут гостей, и попросили не заглядывать в гостиную.

А погода, как назло, выдалась волшебная. Деревья подернулись нежной изморозью первых цветов, по прозрачно-синему небу медленно плыли позолоченные закатом облака, а воздух был напоен свежестью весеннего вечера. Утренней промозглости как не бывало. Словом, матушка-природа, если использовать терминологию Джонаса, не особенно скорбела об утрате несчастной миссис Гигантс. Зато у меня на сердце лежала свинцовая тяжесть. Я въехала на Рыночную площадь и притормозила, высматривая местечко для парковки. Наконец, углядев просвет, ринулась вперед. Не позабудь я, по обыкновению, мозги дома, непременно бы сообразила, что в микроскопическую щель между пикапом и стареньким грузовичком не влезет и велосипед.