Чистое и порочное

Мне случалось спускаться в глубины ревности, основательно устраиваться там и мечтать. Нельзя сказать, что там нечем дышать, и, бывало, описывая пребывание в этом месте, я, как и все, сравнивала его с адом – я прошу занести это слово на счёт моего лиризма. Скорее, это своего рода спортивное чистилище, где по очереди упражняются все наши чувства; у него мрачный вид, как у всех гимнастических храмов. Разумеется, я говорю о законной обоснованной ревности, а не о мономании. Развитый слух, виртуозное зрение, быстрые и бесшумные шаги, обоняние, пытающееся уловить флюиды чьих-то волос, рассеянные в воздухе душистые частицы, которые оставил, проходя, неприлично счастливый человек, – всё это очень напоминает боевые учения солдат или искусство браконьеров. Тело, которое постоянно настороже, становится лёгким, передвигается с сомнамбулической ловкостью и редко оступается. Я даже осмеливаюсь утверждать, что под защитой своего транса оно не подвержено обычным болезням, при условии, что соблюдает особый строгий режим ревнивцев, то есть хорошо питается и отвергает наркотики. Прочие правила этого режима либо скучны, как одинокие занятия спортом, либо безнравственны, как азартные игры, и меняются в зависимости от характера игроков. Всё прочее – это вереница пари, которые выигрывают и проигрывают, но главным образом выигрывают. «Что я тебе говорила? Я говорила, что Он встречается с ней каждый день за чаем. Я была в этом уверена!» Всё прочее – это состязание: конкурсы красоты, здоровья, упорства и даже похоти… Всё прочее – это надежда…

Откуда только не произрастает ревность, даже из желания убить человека. Это неизбежное, но сдерживаемое различными способами желание, которому дают волю на короткое время, а затем снова его обуздывают, почти обладает способностью формировать её. Всегда готовая кричать о подлоге и растрате, а также изображать страстную женщину, за исключением часов, омрачённых чувственностью, я отрицаю, что недуг ревнивцев не позволяет им жить, работать и вести себя, как все порядочные люди. Однако я недавно неосторожно употребила выражение: «спускаться в глубины ревности». Это не значит, что ревность неглубока, но, едва лишь сталкиваясь с ней, мы становимся униженными и покорными. Это единственное зло, которое мы терпим, но не привыкаем к нему. Я обращаюсь к своим самым верным воспоминаниям, к тем, что приходят ко мне без помощи излишних аксессуаров, как-то: ветреная ночь, скамья, поросшая мхом, отдалённый собачий лай, узор на стене или платье. Благодаря своей силе ревность окрашивает всё, что встречается на её пути, в яркий определённый цвет, вливая его по капле. Например, если я собираюсь оживить какой-либо чувственный миг – так ласкали меня, так ласкала я, да, вот так, вот так… – ирония застилает своим дымом, искажает то, что прошло, что уже неуместно.

Однако некая неисправимая луна всё так же восходит в небе по моему приказу, и некий прогнивший подоконник осыпается под моим ногтем, как и тридцать лет назад, и оба они образуют герб ревности на поле, зелёном от тонкой и жёсткой лесной травы, которая колет своими острыми пиками и оставляет сухие былинки раскачиваться на ветру… О плоская круглая, временами менее круглая Луна, трухлявое старое дерево, разные аллегорические картины, неужели вы – это всё, что осталось от собственности, из-за которой шли жаркие и бесполезные споры? Кроме того, я сохранила способность думать о ревности без мучительного восторга, и отголосок её имени звучит во мне, как отдалённое мелодичное жужжание гигантского потревоженного улья. Вот что представляет собой одна из тех расплывчатых и значительных, отнюдь не со знаком минус наград, одна из тех грамот, всё почётное пространство которой на пергаментной бумаге занято словом «грамота». Кто сумеет прочесть внизу мелкий неразборчивый почерк, поблёкший во мраке гостиной?..

Подобно всем, я желала одной, двум или трём женщинам не смерти, а чего-то худшего… Я имею в виду безобидное колдовство, которое никому не причиняет особенного вреда, даже тому, на кого насылают порчу, если она предназначена сильным личностям. Они отделываются безотчётной мимолётной тревогой, вялостью и лёгким шоком, столь же скоротечным, как боль от пальца, надавившего на плечо. Подобные вести шлёт не только любовь, но и ненависть. Я не ручаюсь, что они абсолютно безвредны…