Чистое небо (СИ)

Рори ворчал и ругался, но добросовестно объяснял, и насколько позволяла закованная в лубок нога, сам показывал своему сменщику, как должен справляться со своими обязанностями оруженосец. Мартину было его жаль — он помнил, как Рори чуть не задыхался от волнения и радости, рассказывая приятелям, как поедет на турнир. А теперь из-за дурацкой случайности ему придется сидеть дома, да еще нужно натаскивать этого недотепу, который отправится вместо него. И это при том, что неизвестно теперь, когда еще раз выпадет такая возможность — сэр Уилмот был человеком мирным и мечу предпочитал вкусную еду и выпивку. Поэтому он старался поменьше говорить, побольше слушать и по возможности не делать ошибок, а когда наконец пришла пора отправляться в путь, Мартин от души поблагодарил Рори и пообещал, что постарается добыть для него на турнире что-нибудь на память — фигуру с рыцарского шлема или флажок с копья. Тот криво ухмыльнулся, натянул Мартину на самый нос его матерчатую шапку с колпаком и велел не трепаться и проваливать. Потом повернулся и захромал прочь, но Мартину показалось, что в последний момент губы Рори задрожали, а на глаза навернулись слезы. Мартин расстроился сам. Исчезло радостное волнение, с которым он считал дни до начала турнира. Он чувствовал себя виноватым, будто сам подставил Рори подножку и из-за него тот упал и покалечился. Рыцарь, одетый в свой лучший дублет, ехал впереди, а Мартин, понурившись, сидел на козлах повозки. Исчезли за поворотом Вересковицы, потихоньку удалялся замок — обнесенная невысокой каменной стеной башня на вершине холма, потом дорога запетляла вниз, так плавно, что спуск был почти незаметен. Вокруг расстилался вереск, из-за которого деревня и получила свое название (Мартин иногда думал, правда, что во всем королевстве деревень с таким именем будет десятка два или больше, ведь вереск растет почти везде, кроме холодного скалистого побережья). Солнце стояло высоко, не палящее, но теплое, неяркое в широко раскинувшейся лазури над полями зеленого, лилового и розового, в воздухе плавал сладковатый аромат цветов. Жужжали пчелы, а потом, когда Мартин совсем было загрустил и даже выпустил из рук вожжи — благо, лошадка Финна была смирной и сама трусила за Осенью — ему прямо в лицо влетела большая бабочка с белыми крылышками. Мартин от неожиданности вздрогнул, чихнул раз, другой, и наконец поднял голову и огляделся вокруг.

— … чуть постарше, чем Рори сейчас, — громко говорил сэр Уилмот. Все это время, оказывается, рыцарь что-то рассказывал ему. А он, растяпа и не замечал! — Ну да, мне тогда вроде только шестнадцать стукнуло. Отец меня отдал в оруженосцы сэру Блейру Гарнеру, его еще Милосердным называли за то, что все свои поединки пытался к ничьей свести, даже когда побеждал… В общем, приехали мы с ним в столицу на турнир в честь дня рождения Его Величества. Вот это турнир был, я понимаю. Сотня рыцарей приехала! От каждого баронства по нескольку, из соседних королевств тоже были. Сэра Блейра, правда, в первый же день в общей схватке из седла вышибли, так он ребра себе при падении сломал и сражаться больше не мог… Я к чему веду, вот это был турнир так турнир, после такого на те, что наши бароны устраивают, можно и не ездить, все равно королевского им не переплюнуть. Лет через десять после столицы, когда меня самого сэр Блейр уже в рыцари посвятил, был я в Золотых Лугах, на тамошнем турнире. Собралось человек двадцать, и все мелкота вроде меня…

— Простите, сэр? — решился вставить Мартин. Сэр Уилмот, хоть не слишком высокий, но крепко сбитый, с широкими плечами и довольно солидным животом, но мелкоту никак не походил.

— Из не слишком знатных, у которых лена — клочок земли да две-три деревни на нем. Или, как у меня, одни эти ваши Вересковицы, — пояснил рыцарь. — И за спиной по десять поколений благородных предков не стоят. Ты ведь про батю моего знаешь, нет?

Мартин на секунду смутился. Историю эту он, как и все остальные в деревне, знал, но что если, скажи он «да», господин обидится?

— Э… нет, сэр, не знаю, — осторожно сказал он. Сэр Уилмот обернулся и подозрительно взглянул на мальчика.

— Да ладно. Батя мой, Леит, бродячим менестрелем был. Шел как-то в Беломост на ярмарку, а тут его милость Киннан со свитой догоняет. Ну, старый барон, отец нынешнего. Охотился в лесу, кабан его любимого пса задрал, так он с горя прямо по дороге напился, еще до города не доезжая. Как батю увидел, с коня слез и за грудки его… Тошно мне, говорит, менестрель. Спой, говорит, чтобы от души, чтоб до костей пробрало. Батя видит — его милость не в себе, еще чего доброго, копьем в пузо ткнет, если не угодишь ему. Ну и постарался. Барон от его песни прослезился, обнимать батю полез, а потом прямо там, на дороге, посвятил его в рыцари. Все как положено — герб пожаловал, ленные угодья — деревню вашу с замком, что от прежнего владетеля остался, родовое имя. Был папаша просто Леитом, а стал Леитом Мшанским. Замок-то давно стоял без хозяина, весь мхом зарос. Любил старый барон хорошую шутку…