Чистое золото

- Поймала я тебя, Иннокентий! - с торжеством, без улыбки сказала строгая девушка. - Павку Корчагина признаешь, а сам что делаешь? Разве Павка пришел бы на работу выпивши, как ты вчера? Пить-то он не умеет, - так же серьезно обратилась она к Тоне, - расслаб весь, смеется все время, тычется без толку туда-сюда. Сколько раз тачку перевернул… Забойщик не понял, в чем дело, говорит: «Ты, верно, сегодня нездоров». Мыто сообразили, какое у него нездоровье!

- Смотри, куда повернула! - изумленно сказал Савельев. - У нас же о литературе разговор, а ты об чем?

- Нет-нет, это тоже к литературе относится! - закричали девушки.

- Литература учит, как жить.

- Книгу хвалишь - поступай, как она говорит.

- Ты ответь: Павка Корчагин поступил бы так?

Савельев должен был признать, что никогда Корчагин так бы не поступил.

- Ясно! Да он покраснел бы за тебя, если б узнал!

- Так я же случайно… - оправдывался Савельев. - В привычке нет у меня выпивать.

- Насчет привычки мы бы с тобой не здесь говорили, а на комсомольском собрании, - неумолимо отрезала голубоглазая девушка.

Парни с интересом следили за спором.

- Постойте, как же так? - озадаченно спросил рослый забойщик. - Значит, я стихи любить права не имею, потому что на героев не похож? А в стихах-то не всегда герой и бывает…

- Не в этом дело, - вмешалась Тоня, - но случается так: человек говорит, что стихи любит, а сам бывает грубым…

- Вот-вот! - подхватили девчата. - Он как раз так: вечером в бараке стихи Пушкина читает, а утром на работе ругается вовсю!

- Зачем примечать все только плохое за человеком? - возмущенно сказал забойщик. - Я, может, не со зла ругаюсь, а просто так… к слову.

- Значит, не любишь ты стихи! После слов, которые сам Пушкин написал, ты «к слову» ругаться способен?

- А если Г орького взять? - несмело спросил вихрастый подросток.

- Горький упорству учит, силе, справедливости, - сказала Тоня, - у него многому поучиться можно.

- А вы, - грустно заметила бледная девушка, - книгу прочитали - в глаза она вам вошла. Потом похвалили изо рта вышла. А в голове-то что осталось?

- Что же мы, попки-попугаи по-твоему? - спросил забойщик.

- Над книгой другой раз сколько передумаешь.

- Напрасно ты, Зинка, всех, кроме себя, дураками считаешь!

- Себя-то я уж вовсе умной не считаю! - Девушка посмотрела на Тоню, словно ища помощи. - Я про геройство люблю, - продолжала она, - а сама трусиха. Мышей даже боюсь…

- Вот это, однако, неправда! - отозвался забойщик. Как насчет мышей - не знаю, а неприятности всякие ты любому в глаза говорить не боишься.

- Это разве геройство! - вздохнула девушка, не замечая насмешки.

- А правда! - оживленно заговорили ребята. - Зинка хоть мастеру, хоть директору все, что думает, выложит.

- Так и нужно. Зина правильно поступает, сказала Тоня, - и к литературе подходит правильно. Ведь не для того писатели пишут, чтобы развлечь вас на часок. Они хотят, чтобы книга учила, как жить, работать, помогала думать… И Пушкин ведь говорил, что его помнить будут за то, что он чувства добрые стихами пробуждал и свободу славил.

- Ну, а советская литература? Она ведь особенно такая? спросил Савельев.

- Да. Она… она… - Тоня долго искала нужное слово. - По-моему, ребята, она чувству ответственности учит.

- Перед обществом? Так надо понимать?

- И перед государством. И перед семьей. И перед самим собой.

- Вопросы все важные ставит! Насчет труда… - задумчиво сказала Зина. - А для каждого человека его работа - самое главное.

- Знаете, друзья, может будет такое счастье и перед выборами выступит товарищ Сталин, - сказала Тоня. - Вот он, конечно, будет говорить о работе. Скажет о работе всей страны, а каждый человек поймет, что и как ему самому нужно сделать.

- Да, это так!

- Очень правильно вы говорите!

- А Горький… - с петушиным задором вставил свое слово вихрастый подросток, - он ведь еще в старое время многое написал, а мне думается, его можно советским писателем назвать…

- Конечно, так и называем: Горький - зачинатель советской литературы.

- Вот о нашей работе, о золоте, почему мало пишут?

- Еще скажите: писатель из головы выдумывает или из жизни берет?

Тоня поворачивалась в ту сторону, откуда слышался вопрос, торопилась ответить, нередко становилась в тупик, рылась в памяти, подбирала примеры. Случайно взглянув на ходики, висевшие в простенке между окнами, она поняла, что беседа длится уже около двух часов, и испугалась:

- Доклад-то я не прочитала!

- На часы не смотрите! - крикнул тот же вихрастый подросток. - Не часто так поговорить удается.

Тоня благодарно взглянула на него, а бледная девушка сказала заботливо:

- Нет, пора нашему беседчику домой идти. Никак, буран начинается.

Она отдернула занавеску. Белые вихри проносились в темноте мимо окна. Выл ветер. Тоня заспешила.

Ее провожали до дому всей гурьбой. Пришлось торопиться, так как буран разыгрывался не на шутку. Но и по дороге, несмотря на резкий, мешавший говорить ветер, споры и вопросы продолжались.

- Пришла! У меня уж сердце не на месте, - встретила Тоню мать. - Что на дворе-то делается!

- Метет, страсть!