Чистосердечно привирая

– Нет, – возразила я. – Это как раз не случайность! Мама и Филипп хотели, чтобы она тут жила. Ты не видела, что было здесь прошлой ночью, Тони, но я с тех пор ощущаю себя такой грязной. Понимаешь, это не была одна из тех житейских катастроф, в которых иногда можно найти смешную сторону. Ничего, что можно было бы описать в моей колонке. Это не то переживание, про которое потом скажешь – это было ужасно, но это меня закалило. Я, знаю, что Хелена больна, и, возможно, это оправдывает то, что она сделала с крысой – но Филипп-то не болен, а он участвовал.

– Под воздействием наркотиков люди совершают странные поступки, – сказала Тони.

– Возможно, – ответила я. – Но когда я думаю о том, что они оба натворили, мне становится плохо. Прости, Тони, но сегодня я не смогу быть нормальной няней для твоих детей.

Тони кивнула, как будто она ничего другого и не ожидала.

– Ничего страшного. Возможно, в следующий раз.

– Хм, да, – сказала я с отсутствующим видом.

Позже я вышла в сад. Йост уничтожил все следы ночной сцены в ротонде. Только нарциссы было уже не спасти.

– Летом ничего уже не будет заметно, – сказал он.

– Я всё равно буду об этом думать, – ответила я. – Ах, Йост, я не хочу больше жить в этом доме!

Йост обнял меня.

– Я, наверное, тоже.

Глава 15

После той ночи, когда Хелена разорила нашу клумбу с нарциссами, всё вдруг стало не таким, как прежде. Словно её несчастный ритуал погасил во мне любовь к жизни. Ничто меня больше не радовало, ничто не было важно. Моего брата я видеть не хотела, жалобы Виви на новую работу действовали мне на нервы, как и жалобы Тони на бессонную семейную жизнь. Соня и Карла нервировали меня диетическими советами, а один только вид моей матери вызывал у меня желудочные спазмы.

Меня больше не интересовал даже Борис. Наше знакомство вдруг показалось мне смешным и лживым. То, что началось с такого количества лжи, не могло закончиться хорошо. Я перестала отвечать на его письма.

Неделя медленно ползла вперёд, и я как могла сконцентрировалась на работе. Но даже ею я перестала заниматься с душой. Уже несколько дней я не писала статей. Было такое ощущение, что жизнь внезапно утратила все свои забавные стороны.

– Как раз сегодня Ханна пойдёт обёртываться, – сказала Марианна во вторник на редакционном совещании. – Посмотрите ещё раз на её бёдра! Если верно то, что написано в проспектах, то половина их останется на целлофане! – она засмеялась, и Кордула вместе с ней, а остальные посмотрели на мои бёдра, словно увидели их впервые. Я, однако, даже не покраснела – до того мне это было безразлично. Есть вещи и похуже моих бёдер.

Марианна не унималась.

– Смотрите внимательно, – сказала она. – Потому что завтра у Ханны будут бёдра как у меня.

– Так плохо стать всё же не должно, – ответил Бирнбаум и, нахмурившись, перешёл к следующему пункту заседания.

– Что с вами такое? – спросил он, встретив меня позднее в коридоре, когда я шла к парковке. Меня там ждал фотограф, с которым мы должны были ехать в Бергишес Ланд, и я торопилась. Поэтому я просто пожала плечами. Это окончательно разбудило Бирнбаумово любопытство.

– Я уже пару дней не встречаю вас на пробежке, и у вас угнетённый вид, – сказал он. – У вас горе?

– Может быть, весенняя депрессия, – ответила я.

Бирнбаум ухмыльнулся.

– Да, да, – откликнулся он в попытке меня ободрить. – Этот солнечный свет и щебетание птиц выведут из равновесия кого угодно.

– Вы это сказали, – пробормотала я и улизнула в лифт. Прошли времена, когда я избегала лифтов и послушно добиралась по лестнице, потому что так было написано на одной из карточек. Зачем же мне сейчас себя мучить? У меня достаточно неприятностей и без лестниц.

Фотограф, сопровождавший меня на спа-хутор, был старый друг нашего арт-директора Блюме, примерно такой же старый и такой же болтливый. Он звался Клаус Бекер и имел аллергию на цветение. За примерно полчаса пути он чихнул раз семьдесят и поведал мне всё о сенной лихорадке и коньюктивите, что меня абсолютно не интересовало. Использованные носовые салфетки он просто забрасывал на заднее сиденье, а к моим ногам периодически падала сопля. Ко всему этому он ещё и ужасно водил. Он мучил сцепление, тормоз и газ так, как будто у него было два деревянных протеза.

Когда мы в конце концов приехали, я ничего не имела против замеров в помещении, куда господину Бекеру доступа не было.

Я была достаточно закалена пребыванием в студии Басти для прохождения ещё одной процедуры измерения, на сей раз без одежды. Руководительница спа-хутора, персона неопределённого возраста со своеобразно застывшими чертами лица, произвела измерение с огромным почтением, ведь я как редактор «Анники» была в некотором роде ВИП-персоной.

– Я вам обещаю, что это станет для вас незабываемым спа-событием, – сказала она елейным тоном. – И, пожалуйста, зовите меня Клэр.

Хотя я на сей раз была без одежды, мой обхват бедра составил пятьдесят девять сантиметров, на сантиметр больше, чем у Басти. Я сразу заподозрила обман.

– Мне это кажется многовато, – сказала я.