Чистовик

Сам Котя даже не шелохнулся — только одна рука скользнула вниз, в ней будто из ничего возник длинный острый кинжал, взмах — серебристая молния со свистом прошла у меня над головой.

Я обернулся.

Рукоятка кинжала (или кортика?) торчала из глаза намалеванного на щите «Бориса».

— Я не буду с тобой драться, — сказал Котя. — Я не святой, к сожалению. Если здесь сложить всех, кого я когда-то убил, то нам бы не хватило места. Но я не стану с тобой драться. Да еще на ножичках. Это смешно. Я шел тебя убивать, но вот… решил.

— Позер ты, Котя, — сказал я. — Краска на щите свежая. Ты утром это намалевал, после нашего разговора. Да и буква «а» в слове «козел» — это уже перебор.

Котя досадливо махнул рукой.

— Ну и пусть. Тебе-то что? Говорю — не буду я драться. А если утрачу функцию — стану обычным человеком и скоро сдохну. Мне хоть в лоб, хоть по лбу!

Я достал и подкинул в руке свой нож. Развернулся и бросил. Лезвие пронзило второй глаз «Бориса».

— На самом-то деле, — сказал я, — еще неизвестно, как бы все повернулось. Я же в неустойчивом состоянии. Я ходячий локальный хроноклазм, человек, которого выдернули из мира, но мир внезапно стал очень сильно упираться… Так что не надо ля-ля. Но у меня есть к тебе другое предложение.

— Какое? Скажешь, что готов уйти с Земли? Кирилл, я никогда не поверю! И дело не в том, что тебе наша Земля так нравится. Ты просто упертый, ты не терпишь, чтобы тебя принуждали!

— Допустим, с Земли я не уйду. Но и на твое место не претендую. У меня процесс выбора решения… так вот я сделал свой выбор.

Я стянул с пальца кольцо — остаток своей таможенной башни. И бросил его на землю.

— Кирилл, это просто кусочек железа, оно ничего не значит!

— Понимаю. Но это символ. Я от вас отрекаюсь. Вы мне надоели. Все вы: таможенники, кулинары, полицейские, кураторы. Идите вы лесом! Я — человек, и у меня нет функции!

— И ты хочешь сказать, что вернешься в свой «Бит и Байт», станешь пацанам видеокарты подороже впаривать? — недоверчиво спросил Котя.

— Нет, наверное. Меня небось уже уволили за прогул. Восстановлюсь в институте.

— Зачем? — поразился Котя.

— Выучусь на инженера, построю ракету и улечу от вас к чертовой матери!

— Ага. А ночами станешь вагоны разгружать, чтобы у родителей на шее не сидеть.

— Ну, можно без крайностей. Я все-таки в железках разбираюсь. Пойду в какую-нибудь интернет-контору, буду вечерами в техподдержке работать. Вон «Корбина» по всей Москве сети тянет, к ним устроюсь…

Котя примиряюще развел руками.

— Подожди! Подожди, Кирилл! Ты сейчас на взводе, оба мы взволнованы и напуганы. Конечно, ты все можешь. И в институт свой можешь вернуться, и по телефону глупым пользователям советы давать: «А теперь откройте папку „Ваши подключения“…» Но это же несерьезно! Ты никогда на самом-то деле этим не удовлетворишься! Понимаешь? Ты из себя функционала не вытравишь, рано или поздно схватишься за голову — и начнешь меня искать. И найдешь, потому что все к тебе вернется! Так зачем оттягивать неизбежное? Ты в функции, я вижу! Ты снял кольцо, произнес громкие слова, но ты не стал обычным человеком!

— Похоже, мне остается только одно, — сказал я. Отошел к баскетбольному столбику. Примерился. Закопан неглубоко, пятьдесят сантиметров вниз, на конце цементный ком…

Я взялся поудобнее и вырвал столбик из асфальта.

— Вот так, — сказал Котя удовлетворенно. — Вот так. Я же говорил…

С двухметровой металлической трубой наперевес (на одном конце болтается цементная глыба, на другом деревянный щит с воткнувшимися ножами) я пошел к Коте.

Тот терпеливо ждал. Наверное, он действительно собирался не сопротивляться, и это меня тревожило.

Я вскинул трубу — и обрушил ее на Котю.

В последний миг он все-таки не выдержал. Прыжком ушел из-под удара, перекатился по асфальту, перепрыгнул через скамейку. Выкрикнул:

— Вот так! Правильно!

Я снова поднял трубу. От удара цементный ком растрескался и осыпался, обнажив острый ржавый конец.

Котя схватил скамейку — та не была закреплена. Вскинул на вытянутых руках — и швырнул в меня.

Я отбил ее ударом трубы. Легонькая скамейка для детворы…

— Ребята! Ребята, что вы творите!

Краем глаза я увидел двух пропитых доходяг, показавшихся в арке. У одного в руках уже была заветная бутылка, другой держал двухлитровый баллон «Фанты». Почему-то лимонад меня особенно насмешил.

— Ребята, оставьте! Страшное дело творите! — надрывался тот, что с водкой. Второй, похоже, более четко представлял себе, что страшное может сделать человек, а что — нет. Глаза у него округлились, он, не выпуская бутыль, схватил товарища за локоть и потащил назад.

Котя стоял, торжествующе глядя на меня.

— Извини, — сказал я. — Выход только один… надеюсь, я не ошибаюсь…

Он кивнул, не отрывая от меня взгляда.

Я перехватил трубу поудобнее — и резким ударом вонзил ее в живот другу.

Котя схватился за трубу. Раздался жалобный стон железа. Голыми руками он разорвал трубу у самого живота, будто гидравлическими ножницами по ней щелкнул. И опустился на асфальт, привалившись к опрокинутой скамейке. Полуметровый кусок трубы торчал у него из живота.

Я подошел и сел на корточки рядом.