Чистовик

– Чего это одна – то? С соседкой Антоновной. Как обычно. Её нынче не приехали, вот мы у ней стол накрыли. Ах да. Ей же внук эту, как её, питарду вроде, прислал с посыльными. Вот мы на старости лет с Антоновной и хлопнем питарду енту после двенадцати – она тихо засмеялась.

– А завтра Антоновна потащит меня на выставку какую – то. Ругаю уж её, я же на выставках и не была ни разу. Ты же знаешь, какая она неугомонная. Так она на своем стоит – может помирать скоро, так что ж мы некультурные что ли в гроб ляжем. Во дурёха, да?

На том конце провода послышался смех.

– Ну, Антоновна даёт…

В его голосе слышалось облегчение.

– Ма, ты деньги получила?

– Получила. Зачем так много послал? Мне их солить что – ли? Ладно – ладно, – она пресекла возражение сына.

– Ворчу, а сама колбасу купила на рынке. Дорогущую. Так что мы сейчас с Антоновной её и оприходуем. Вот.

Секундная пауза тишины.

– Сынок, ну всё. Давай пока. Звонить дорого, поди! Издалёка ведь. Ты приветы своим передавай. У меня все хорошо. Так что не волнуйся.

– Пока, мам.

Она отложила телефон в сторону.

С улицы послышался шум запустившейся в небо петарды. Видимо, кто – то нетерпеливый начал праздновать и, будто подгоняя события, ускорял праздник. Все правильно. Сегодня Новый год. Ночь, когда сбываются желания…

*

Выключив свет на кухне, впотьмах прошла в спальню и села на кровать. Медленно расплела волосы и гребнем расчесала волосы. Легла поверх одеяла, не раздеваясь. В голове еще крутился разговор с сыном. Не приедет!

В груди тяжело заныло, а потом словно стальной прут сковал рёбра. Страха не было, не впервой. Медленно вдохнула и выдохнула. Это раньше страшилась помереть в одиночестве. А теперь….Теперь будто смирилась с судьбой.

Все чаще начала задумываться, к чему я пришла к концу жизни. Своей одинокой жизни. Может, нужно было здесь всё бросить тогда и к сыну уехать? Так и не звал вроде. Своя жизнь вон видишь у него..

*

Все чаще вспоминалась юность. Вспоминались те, кто уже ушел. Вспоминала и вспоминала. Но главной душевной болью оставался сын. Иногда просматривая фотокарточки, долго всматривалась в его детские черты лица. И улыбалась, вспоминая его проказы.

Хорошим человеком он вырос. Растила, как могла и как умела. Вроде правильно.

Так и нас растили, как могли. На что сил хватало. Утром мамка с отцом уходили в поле, возвращались затемно. Какие уж там разговоры по душам? Прокормить бы такую ораву в послевоенное голодное время. Отца плохо помнила. Он ведь раненым с войны пришел, видимо, тяжелая работа и раны его быстро доконали. Когда остались одни, тогда – то уж досталось мамке. Одни валенки зимой друг за другом надевали, чтобы в туалет сходить. И голодали.

И ничего, не роптали. Может потому, что другого и не видели.

А сейчас вот и квартира теплая, и туалет в квартире. На столе еды полно, но уже не хочется. Странно это.

И тяжесть эта в груди постоянная. Тоска ли это? Или мысли об одиночестве грызут постоянно?

Близких ведь никого не осталось. Все «ушли». Остались их дети и внуки, да только кому нужна старуха, которую они видели всего несколько раз в жизни. Роднились, пока братья – сестры живы были. Потом уж….

Так и осталась одна посреди большого шумного города одна.

Громко вздохнула. Зябко. Одной рукой нащупала край одеяла и набросила на себя.

Почему – то вспомнилось то, как Димка пришел домой после получения диплома взволнованный, с растрепанными волосами.

– Мам, распределение было. Мурманск.

– Мамоньки мои. Чего ж так далеко – то? –колени чуть не подогнулись. Благо ухватилась за край стола.

– Мам, ну ты чего? Это же на пару лет. Денег заработаю и вернусь.

Сын приобнял меня за плечи и доверчиво заглянул в глаза.

– Ну, коли так, тогда ладно.

Если бы я тогда знала, что его несколько лет растянутся, для меня, в целую жизнь…

По прошествии нескольких лет звала повзрослевшего сына обратно. И даже начала сватать за соседскую дочку. Но сын твердо ответил:

– Сам разберусь. У меня своя жизнь…

С тех пор прошло много лет. Димка женился на женщине с ребенком. Да только своими так и не смогли обзавестись. А я не роптала. Ему же с ней век доживать.

У меня вот только эти слова все чаще вспоминаться начали – Это моя жизнь!

Странно это. А у меня была своя жизнь?

И что значит – своя жизнь?

Жили тяжело, но дружно. Как умели, жили. Помогали друг дружку, поддерживали, переживали. Последним куском с соседом делились. Детей воспитывали.

И не слышала, чтобы кто – то сказал – это моя жизнь.

Может время сейчас другое? Непонятное оно для меня, время это. Неласковое что – ли? Тоскливое будто.

Может, настало время уходить тем, кто жил не своими жизнями…

И снова грудную клетку сковал стальной прут, не давая вдохнуть полной грудью. Неужели это конец? И пусть! Нет, мне не страшно. Здесь уже ничего не держит.

Ощущая боль, лежала недвижимая с закрытыми глазами. Это ничего. Я потерплю. Поняла, что мысли начали пропадать, растекаться. А потом начала проваливаться в забытье. Это даже лучше. Я готова.

*

Громкий и требовательный дверной звонок заставил очнуться. Случилось чего?

– Иду, иду.