Она говорила едва разжимая губы, а внутри кипело недоумение. Его было так много, что Семен прекрасно мог представить, как она говорит таким тоном что-то вроде: «Мы приехали на дачу вчера. А там расцвели яблони. Посреди зимы». Удивление. Недоумение. Потрясение, вот что идет сначала, а уже потом стыд, отчаяние и горе. Горя совсем мало, на кончике ножа. Она еще не поняла ничего, она еще не верит.
— Он никогда не сделал бы такого!
— То есть, вы думаете, он не делал?
Она вдруг разозлилась:
— Да нет же! Сделал!
Семен развел руками:
— И что же? Вы удивлены?
— Вот именно то! Не мог — а сделал!
Промолчав, Семен обернулся, кивнул бармену:
— Одно капучино, принесите нам, пожалуйста.
Тот глянул удивленно, в кафе не было официантов, но кивнул.
— Он взял ружьё, я видела. Это был муж. Но это был не он. Вернее это был он…
— Но его как подменили? — попробовал понять Семен.
Женщина подняла на него огромные, удивленные глаза, Семен еле успел опустить взгляд.
— Нет… как будто его заговорили.
— Что вы имеете в виду?
Бармен принес кофе, покачал головой, будто сам себе удивляясь, поставил чашку и ушел.
— Это вам. Пейте, — предложил Семен. — Пейте и говорите. Кто его заговорил? Когда? Почему вы так думаете?
Она обхватила чашку двумя руками, сжала так, что пальцы побелели, сделала глоток. Её вдруг затрясло мелкой дрожью. Она благодарно кивнула:
— Спасибо! Оказывается я вся замерзла и даже не заметила! А про моего мужа, я вам все расскажу! Он был тихим, мирным. Добрым его бы никто не назвал, но он был справедливым. Понимающим. Меня уважал очень и держался с людьми гордо. А пол года назад ему начали сниться сны.
Она сделала глоток и продолжила.
— Сны, будто бы про него, будто себя видел во сне он, а вроде не себя. Видел наш дом и меня там видел, только я вела себя по другому и он сам будто был другой. И дом вроде наш, а все не так, как тут; и все как у нас, но не такое. Ему эти сны нравились, очень… и он мне про них рассказывал. И говорил: вот, если бы так и вот так поступили, жили б иначе. А потом те, из снов с ним начали разговаривать. С того все и пошло.
— Те из снов, это я так понимаю ваши тени?
— Тени? Не. Это как мы, такие люди, только их нет, они у него во сне. И вот они и говорили с ним. Всякое рассказывали, завлекали… и они его и настроили…
— Ваш муж пьет?
— Что вы! Нет! — как-то яростно выкрикнула она и Семен прищурился:
— Совсем не пьет, или бросил?
Она поморщилась:
— Он пил, врать не стану. Но раньше! Лет десять уже как совсем бросил. Другим человеком стал. Я теперь чаще него пью. Вот так.
— То есть теперь он бросил, а раньше пил… и ему начали сниться сны, где он, только другой он, разговаривает с ним. И что он говорил там, во сне?
— Он бросил пить десять лет назад, когда заболел. С тех пор вовсе не пьет. И раньше пил, но ничего такого прям не делал! Работал, вещи не пропивал.
— Так что он, другой он, во сне сам себе говорил? Расскажите.
— Что все вокруг виноваты! Все.
— В чем же?
Она пожала плечами:
— А во всем. Что квартира у нас двушка, а не трешка…
— Погодите, в этом кто виноват?
— Ну Петров, кого он застрелил, про него во сне говорили. Петров работал с мужем. В то время, когда еще квартиры людям давали. И нам тогда дали. По всему должны были трешку дать. У нас дети разнополые и родители с нами. А трешку не дали. Петров ляпнул: мол зачем им отдельная комната, они уже троих родили, пора и успокоиться.
— А Петров так правда говорил?
— Конечно говорил! При всех.
— А этот… Петров, вас не любил? Или вашего мужа?
— Так он же пошутил! Шутник был, молодой… а трешку нам не дали. Не из-за него же не дали! Он-то квартиры не раздавал! При чем он тут?
— Понятно. Что еще говорили голоса?
— Что жена Петрова подложила нам под дверь ведьмин мешочек. Мама мужа, свекровь моя, коврик вытряхивала, коснулась его. И умерла. Её муж тоже застрелил.
— А ваша свекровь умерла недавно? И заболела перед этим?
— Умерла. Давно-о! Давно умерла. Ничем не болела. Дура старая и все, не сиделось ей, такой характер. Она на дачу поехала, одна, никому не сказала из нас. Мы бы не пустили одну. Она с электрички шла, ногу сломала и три дня лежала там, у дороги. Так и умерла. Никто не заметил, она же в овраг скатилась и лежала! Вот ведь что!
— А жена Петрова её ненавидела?
— Не знаю. Чтоб совсем ненавидела, такого не было, но свекровь была глухая и любила рано вставать и радио слушать. Её за это весь дом ненавидел!
— Кого еще застрелил ваш муж? Там же было три человека?
— Ещё? А я про кого рассказала?… а, да. Еще их мальчишку, сына, младшего Петрова.
— Сколько лет было мальчику?
— Сорок почти уж. Он к ним в гости в тот день приехал, слава богу один, без жены, без детей!
И она перекрестилась.
Семен молча кивнул. Женщина смотрела, пытаясь поймать его взгляд. Ее глаза, распахнутые и застывшие будто навечно, в удивлении, упорно искали его взгляд.
— Не стоит смотреть мне в глаза.
— Почему? — спросила она.
— Вам не понравится, если я тоже взгляну вам в лицо.
— Почему?
— Хотите покажу?
— А давайте! — решилась она и когда он поднял голову, подскочила, вскрикнув:
— Ух ты ж!