— Боюсь? Возможно. Они вносят хаос. Этот мир полон швали, вроде твоей Ра и других подонков, лишенных сил, выдерживать соблазны. Как чуть что, они кричат, требуют, не желают проявлять терпение. Едва только в их кровь впрыскивается доза гормонов, они, как обезумевшие идут на поводу у своих страстей! И вдруг среди них, в этой клоаке, появляется луч истинного света! Они не знают, как жить в свете, они боятся света, свет обнажает их сущность и в тоже время они вожделеют его! Это самый настоящий парадокс: тьма, стремящаяся к свету и боящаяся его больше всего в мире! И вот, разрываемые одновременно страхом и желанием, их души погружаются в хаос и вокруг тоже наступает хаос, все летит в тартар. Скажу тебе правду, если в мире возникнет сразу десяток чистых душ, миру придет конец. Его разорвет на части. Он не достаточно чист для света!
— Что случилось там, в Сибири? Там ведь была чистая душа. Ты говорил тогда, в Питере, — осторожно спросил Семен.
Прохор усмехнулся, грустно качая головой.
— Есть еще выпить,?
Семен провел рукой, указывая на полки:
— Выбирай.
Прохор оттолкнувшись от оконного стекла, запрокинул голову рассматривая стоящие бутылки:
— Сплошное человечье пойло, но вот это… ладно. Так ты хочешь знать, что было в Сибири? Там возникла чистая душа, вот что там случилось. Городок сгорел, исчез, он заброшен, там были убиты десятки, некоторые обезумели, другие бежали, кто-то остался и умер от тоски…
— Подожди, и это сделала чистая душа?
— Нет. Говорю же — они лишены зла. Чистая душа не делала ничего, только появилась. Все остальное сделали люди. Представь себе, если бриллиант с голову Кусимира поместить на площади. Бриллиант ничего не делал, всё сделали люди. Если тут и правда появилась чистая… всё, что было в Сибири повторится и очень скоро. Кто-то скоро умрет.
— Мой заказчик, про которого я говорил, уже стал жертвой. Идеальное проклятье. Две дозы живого солнца не удержали его.
— Заказчик был связан с чистой?
— Да. Они были вместе. Недолго.
— Ревностное проклятье? Кто-то другой желал чистой души, мечтал обладать светом и не вынес, что чистая принадлежит другому. Проклятье получилось таким идеальным, ведь колдун одержим дикой страстью и желанием. Может быть, он не имел прежде особой силы, но теперь его толкает невероятная похоть.
— Значит, колдун мужчина?
— Вовсе не обязательно. Эта похоть особого рода, не та, что испытывает мужчина к женщине. Эта страсть не физическая, чистой хотят обладать как вещью. Особо ценной, но вещью, её вожделеют не понимая ради чего.
Несколько мгновений они молчали, глядя, как за окном падает снег.
— Ты пытался что-то сделать там, в Сибири? — тихо спросил Семен. — Помочь? Или… исправить?
Прохор тяжело вздохнул:
— Что я мог? Только смотреть, как люди творят ужасные вещи в погоне за чистой душой. Устав не дает нам вмешиваться. Люди должны пройти своим путем, делая выбор каждый день. А мы можем лишь наблюдать… лишь наблюдать за тем, что они творят!
Горечь звенела в его голосе, Прохор опрокинул в себя еще немного алкоголя, отбросил очередную бутылку:
— А, черт! Всё, больше не спрашивай меня. Я уезжаю. Сейчас же. Когда всё кончится, найди меня, ладно? И вот еще что… отдай мне Кусимира? Ему со мной будет безопаснее.
Кусимир вспрыгнул на диван и мякнул.
— Спроси его сам, — махнул рукой Семен. — Кстати, почему меня не уговариваешь уехать?
— Что толку? — глаза у Прохора совсем побелели и черные зрачки плавали будто бы совсем хаотично. Семен вспомнил, как однажды они выпивали с какими-то девушками. Сперва девушки удивлялись, сколько Прохор может выпить, хотя львиную долю он выпил так, что б они не видели, а потом, когда глаза побелели, они увидели его плавающие зрачки. Визгу было море. Девушки готовы были выпрыгнуть в окно, когда Прохор посмотрел каждой в глаза. Семен был уверен, что теперь они сойдут с ума от ужаса, но девчонки неожиданно притихли.
Семен ждал, что они с криками убегут, но девушки остались. И вытворяли такое, что поутру сладко ныли чресла. Прохор потом сказал: многие люди мечтают хоть как-то разнообразить свою жизнь, многие люди мечтают о большем, чем могут сами увидеть. Нужно только знать как спросить.
— Я не зову потому, что ты уже посмотрел ей в глаза, — устало сказал Прохор. — Теперь ты не уедешь, хоть самым лучшим было бы сбежать. Но ты уже обречён… Постарайся… впрочем не важно. Больше ничего не спрашивай. Кусимир? Ты пойдешь со мной?
Кот мявкнул, соскочил с дивана, подбежал к ногам Прохора и потерся об них, а потом бросился назад, и карабкаясь по Семену, как по стволу дерева, залез к нему на плечи.
— Да ради света, кот, что ты делаешь рядом с жалким зеркалом?! Тебе нужен страж, протектор, настоящий Прохор, как я. Эх, зря остаешься!
Они простились в прихожей и Прохор ушел, нацепив на нос темные очки. С неба всё еще валил снег и брюхатые тучи висели низко. Семен представил, как друг будет выглядеть на улице в темных очках и усмехнулся.