По Большой Дмитровке стоял усадебный дом (№ 17), который сдавался Купеческому клубу. В нем до переезда в собственное здание на Малой Дмитровке находился Купеческий клуб, образованный в 1804 г. и пере ехавший сюда в 1839 г. Клуб был очень популярен, в нем принимали известных гостей города: в 1843 г. здесь выступал Ф. Лист. Рассказ о нем написал московский бытописатель В. А. Гиляровский: «Во время сезона улица по обеим сторонам всю ночь напролет была уставлена экипажами. Вправо от подъезда, до Глинищевского переулка, стояли собственные купеческие запряжки, ожидавшие, нередко до утра, засидевшихся в клубе хозяев. Влево, до Козицкого переулка, размещались сперва лихачи, и за ними гремели бубенцами парные с отлетом „голубчики” в своих окованных жестью трехместных санях».
Купеческий клуб, как и многие другие, существовал в основном за счет карточной игры, которая затягивалась далеко за полночь, а обеды в клубе славились по всей Москве: «Стерляжья уха; двухаршинные осетры; белуга в рассоле; „банкетная телятина”; белая, как сливки, индюшка, обкормленная грецкими орехами; „пополамные расстегаи” из стерляди и налимьих печенок; поросенок с хреном; поросенок с кашей. Поросята на „вторничные” обеды в Купеческом клубе покупались за огромную цену у Тестова, такие же, какие он подавал в своем знаменитом трактире. Он откармливал их сам на своей даче, в особых кормушках, в которых ноги поросенка перегораживались решеткой: „чтобы он с жирку не сбрыкнул!” — объяснял Иван Яковлевич. Каплуны и пулярки шли из Ростова Ярославского, а телятина „банкетная” от Троицы, где телят отпаивали цельным молоком.
Все это подавалось на „вторничных” обедах, многолюдных и шумных, в огромном количестве.
Кроме вин, которых истреблялось море, особенно шампанского, Купеческий клуб славился один на всю Москву квасами и фруктовыми водами, секрет приготовления которых знал только один многолетний эконом клуба — Николай Агафоныч…
На обедах играл оркестр Степана Рябова, а пели хоры — то цыганский, то венгерский, чаще же русский от „Яра”».
Уже после переезда Купеческого клуба на Малую Дмитровку в доме на Большой Дмитровке обосновался театр-варьете мулата Томаса из сада «Эрмитаж», который, как было сказано в одном из газетных обзоров городских развлечений, «достиг верхов безобразия». В журнале «Ресторанная жизнь» в 1913 г. помещалось такое объявление о нем: «Уютный зал têt-à-têt, salon café Harem; первый раз в России Индейский оркестр, во главе танцовщица принцесса Чуха-Муха».
В советское время давались опереточные представления, там же был и «концертный зал имени Моцарта».
В 1926 г. удалось получить это помещение для оперной студии К. С. Станиславского, которая была образована еще в 1918 г. при Большом театре для того, «чтобы выработать актера, могущего не только петь, но и играть».
Некоторые постановки студии вызывали весьма резкую критику со стороны коммунистов от искусства. Так, мелодичный «Вертер» был снят с репертуара, несмотря на успех у зрителей: рецензия в «Красной газете» вышла под названием «Кому и зачем мог понадобиться „Вертер”, этот музыкальный ублюдок?».
Но, несмотря на это, власти неизменно поддерживали и оперную студию Станиславского (именно студийная постановка «Евгения Онегина» была представлена для дипломатических миссий в помещении английского посольства на Поварской), и музыкальную, организованную в Художественном театре Немировичем-Данченко, и в июле 1926 г. обоим предоставили помещение Дмитровского театра.
В 1941 г. вышло «Постановление Правительства о слиянии Музыкального театра имени Вл. И. Немировича-Данченко и Оперного театра имени К. С. Станиславского». Театр получает новое название — Московский государственный музыкальный театр имени народных артистов СССР К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко, которое со странноватым добавлением «академический» считается самым длинным названием театра в мире.
В 2000–2006 гг. театр подвергся реконструкции, и к нему были пристроены новые обширные помещения (архитектор А. В. Боков и др.), верхние части которых своими мрачными фасадами, похожими на казематы, выходят в основном в Козицкий переулок.
В самом конце XIX в. все бывшее салтыковское владение перешло к товариществу «Алексея Бахрушина Сыновья».