Чистые пруды (сборник)

– Лови! – откликнулась Нина и кинула ему связку ключей, которую он поймал ловким жестом баскетболиста.

– Так это твой сын? – сказал я Нине, когда мы вышли на улицу.

– Да, мой младший, Борька. Странно, что ты его не узнал, все говорят, мы очень похожи.

– У него Юркин цвет волос, это меня и сбило. Какой он большой, на голову выше других ребят.

– Он второгодник. Весь прошлый год тяжело болел. Мне это стоило десяти лет жизни!

– Но ты прекрасно выглядишь!

– Преподавательница физкультуры обязана хорошо выглядеть.

Впереди показались желтые деревья Чистых прудов, свежо и сильно запахло палой листвой.

– А девочка, похожая на Буратино, это не Лидина дочь? – спросил я.

– Ну да, Машенька Ваккар.

– А черноглазый, смуглый мальчик, вылитый Миша Хорок?..

– А он и есть Миша Хорок.

– Мишин сын?

– Нет, Толин. Ты разве не знаешь? Миша погиб на фронте.

– Неужели его взяли в армию? Он был такой толстый, слабый, все время спал.

– Он проснулся, когда потребовалось. Миша погиб под Берлином, в самом конце… А Толя стал на костыли, кончил институт, женился, родил сына и назвал его Мишей в память о погибшем брате.

– Миша Хорок! Кроткое, безобидное существо! А Павлика ты помнишь?

– Аршанского? Конечно, помню!

– Самый чистый и прекрасный человек на свете! Он и Женя Румянцева лучшие люди, каких я только знал.

– Что же, выходит, те, кого нет, лучше тех, кто остался?

Умение без оглядки идти вперед – завидное свойство, но мне хотелось бы от Нины больше преданности прошлому.

– А ты этого не считаешь? – спросил я.

– Те, кого нет, лучше потому, что их нет. А мы лучше потому, что мы есть. Разве мы тоже не умирали, да и не один раз?

– Ну, это другое!

– Конечно, один раз умереть легче.

Под ногами шуршали опавшие листья: желтые, багряные, золотисто-коричневые, бурые, зеленые с красными прожилками. Тихонько постукивая, зубчатым колесом катится навстречу нам большой кленовый лист. Трава газона еще зелена и ярка, но будто омертвела, клейко схваченная заморозками. Двадцать лет назад на нашем бульваре так же шуршали листья и цепенела изумрудная трава, так же расточала свой печальный аромат осень, и никуда от этого не денешься! Мы выбрали низенькую скамейку под кустом венгерской сирени, ее листья, опаленные утренниками, были лиловы и шершавы. Усевшись на скамейку с вогнутым сиденьем и далеко откинутой спинкой, я будто погрузился в глубокое кресло. Недоставало лишь этой расслабляющей позы, чтобы окончательно капитулировать перед прошлым. А я не хотел обесценивать, предавать двадцать нелегких лет, и все пережитое, и женщин, которых я любил искренне и трудно. Но я ничего не мог поделать с собой.

– Как же так получилось, ведь Петров тебе никогда не нравился?

– Нет, – ответила Нина спокойно и готовно, она словно ждала, что я об этом заговорю.

– А ты ему нравилась?

– Оказывается, да… Вот как это было. Ты, наверное, помнишь, что Юрка Петров круглый сирота, его воспитывала бабушка.

Едва мы кончили школу, как бабушка умерла. А тут и я осталась совсем одна. В тридцать седьмом году посадили отца, а месяцев через восемь взяли мать… Можешь не делать скорбных глаз, дело прошлое. Отец посмертно реабилитирован, мать вернулась, получает пенсию и ходит на лекции в Политехнический музей. Ну а тогда я оказалась в пустоте. Вы все куда-то разбрелись, и тут появился Юрка Петров… Мы решили жить вместе, все-таки легче…

– Ты любишь его?

Нина засмеялась:

– Разве об этом спрашивают после двадцати лет? У нас двое парней, одного ты видел, а другой просто богатырь, на голову выше Юрки, вот такие плечи! Перешел на четвертый курс энергетического и, по-моему, собирается сделать меня бабушкой.

– А Юрка сильно изменился?

– Как тебе сказать? Он совсем лысый…

– Спорт бросил?

– Ему запретили, недостаток фосфора в костях, помнишь, как он все время ломался? У него теперь другое увлечение: аквариумы с золотыми рыбками. Недавно он добился полного кислородного обмена в воде, то-то было радости! – Нина осторожно поглядела на меня. – Ты не думай, он очень хороший инженер, награжден двумя орденами.

– Да я ничего, просто не верится: Юрка Петров, спортсмен, выдумщик, – и вдруг лысина, аквариум с золотыми рыбками…

– Ну, выдумки, положим, остались. Только все, что он выдумывает, строго засекречено. Он правда замечательный инженер, может, единственный в своем роде… Почему я словно оправдываюсь перед тобой? Боже мой, Сережа, неужели я опять тебе нравлюсь?

Нина как бы наново, внимательно и долго, посмотрела на меня.

– Я бы могла тебя поцеловать, – задумчиво сказала она, – но это будет подло.

– По отношению к Юрке Петрову!

– При чем тут Юрка? – она удивленно вскинула брови. – Подло по отношению к тебе. Целоваться с бабушкой. Да это убьет в тебе память о прошлом…

Память о прошлом! Ничто не стало для меня прошлым, и не по-новому влекло меня к Нине. Чистопрудная аллея, по которой мы ходили с ней в детстве, не оборвалась двадцать лет назад, она, неведомо для меня самого, простерлась через всю мою жизнь. А двадцать лет коротки, как вздох. Но я не сказал об этом, я сказал о другом:

– Ты так говоришь о прошлом, словно оно было у нас с тобой…