Чистый бор

– Я не спешу, – Шрамков глядит так, будто прицеливается, с какого бока ему врезать. – С этим укрупнением бригады, ты, Саша, напортачил. И у меня идея. Если мы этой бригадой не будем иметь больше, то тогда мне всё равно, кем работать. И я пойду на ту работу, на которую мог перейти в ноябре.

– Чё ты мне грозишь? Идём, говорю, к директору! Новый ТДТ!

– Вот это другая тема, Александр Васильевич! – обратно – на «вы».

У Леонида Сидоровича видок: копия – его братец. Вдруг и этот, как куль, лежит иногда? Мимика на темноватом лице: неуверен в правильной работе вверенного ему предприятия.

– Моё мнение, – врёт Позднышев, – у них никакой работы не будет, пока не дадим им другой трактор.

Шрамков с ним рядом у стола. От фермера так воняет коровой, что он, мывшийся в бане, немного отстранился.

– А Луканин где? Он, вроде, бригадир? – Директор хитро щурит и от природы сощуренные глаза.

– Да не важно, – с наигранным простодушием. Это и его мечта. – Уверяет Шрамков.

– А тот – как? Реально отремонтировать?

– Реально-реально.

– Днём загоню в ремонт, – директору, а – Шрамкову ехидно: – Но бригадир-то Луканин. Удаётся ему взаимозаменяемость?

– Да, да, ну, я в делянку…

И Леонид Сидорович в ответ:

– А ты ловкий мужик, Николай!

«Ловкий»? Директор – молодец, такое похмелье, а на работе, как штык! Не пил бы… Оттого и заготовка целиком в руках мастера-фермера… Если у этого фермера и молоко так воняет, как он сам, то как его пить? Николай молока не пьёт, детям берут в магазине.

Вагончик. Бригада. Объявление:

– Иван, это касается тебя. Дают новый трактор.

Лицо Микулова менее бледное, да и с руками нормально. Он не у накрытого крышкой ведра с холодной водой, которую никто, кроме него, в сыром виде не пьёт. Наливают в чайник, который целый день горячий на горячей плите.

– Ну, ты молоток, Петрович! – «Петровича» подхватил у Гришки Сотника.

«Потреблял бы меньше», но, вспомнив директора, обобщил: «Как пьют в Улыме!» И он – в бане. И немало. Надежда, вызванная телефонным звонком Ираиды, выветрилась.

Вслух:

– …а новый (ты не обижайся, Иван Афанасьевич) – Илье.

– Да чё мне обижаться! У Ильи машина без дефехта, а новый, ещё бабка надвое сказала:

Всё пропью, гармонь оставлю,
пойду к милой по задам!
По задам, по огородам,
по реке, по броду!

Благодарный хохот публики.

– Будем опять работать, применяя взаимозаменяемость, – по инерции весело.

Луканину с трудом далось это длинное слово во время его тронной речи в директорском кабинете. Без этой «взаимо-мости», как тот выговорил, не выйдет работать непрерывно. Дядя Федя трелюет не так ловко, как Гришка Сотник, например. Тот по хлыстам ходит, как гимнаст по бревну. Как в цирке кольца, – накидывает чокеры, и оттого времени на трелёвку – минимум. Не предполагал, что Луканин так легко согласится на обрубку. Вот бы так – и этот дядька Оградихин.

Прибыл новый трелёвщик. Микулов рад трактору Ильи:

Заиграет гармонист,
зашумит вода в реке!
А Шура, моя Шурочка,
да Шура моя дурочка!

– Ванькя! Ты меня во гроб вгонишь, Ванькя! – радостно откликнулась его жена.

Днём тихо. Ветер умчал на Вычегон. Над тайгой поднялось небо ледяным потолком.

Выходной. На обед пригласил бригаду, а явились только близкие. Самовар. Евдокия – с шаньгами, Илья – с кругом колбасы, Гришка – с поллитровкой… Николай – маринованных грибов, огурцов, помидоров, отварной картошки. Дочка Тимофеева – яблок для детей. И они втроём уходят в детскую. Шрамков зовёт эту девицу, но она отказалась, мол, не голодна. Да и дети накормлены.

– Мы читать будем! – громко уверенно сообщает Настя.

– Нам немного почитают, – с Ираидиными интонациями – Любочка.

Девушка неговорливая декламирует, как преподаватель:

– «У отца было три сына.