– У меня нет выбора. Меня вчера вызывала к себе директор и сказала, чтобы я была готова к любому выбору. И к тому, что после встречи меня сразу отправят в лазарет, и к тому, что я начну готовиться к свадьбе. Вот только она не состоится, пока тебе не исполнится 21 год, – Анна села рядом с младшей и обняла ее за плечи.
– Ну может и не придется ждать так долго,.. – прошептала Эттель, но очень тихо, чтобы Анна не расслышала. И если раньше она бежала сюда, чтобы встретится с единственным родным человеком, то теперь старшая сестра стала для нее напоминанием, что завтра для биооткла может никогда не наступить. - Пообещай мне, что… что со мной ничего не случится! Ты должна следить за… за мной, слышишь?!
Больше до звонка таймера открывающего дверь они не проронили ни слова. Когда прозвучал сигнал Эттель встала со стула и чмокнув сестру в щеку, подбежала к двери и открыла ее. Все произошло так быстро, что Анна даже не успела обнять Эттель на прощанье. Она тогда еще не знала, что совсем скоро даже таких коротких встреч у них больше не будет.
***
Прежде чем зайти в операционную, дежурная по лазарету заставила биооткла полностью раздеться. Потом девочка по одной вставляла ноги в отверстие для биогеля, который растягивался на ее теле до самых бедер. Раньше для этих целей использовали ткань в виде компрессионных чулков, но теперь биогель ее заменил Подтолкнув биооткла в спину в сторону кресла, женщина пошла за ней, следя за тем, чтобы Эттель чего-нибудь не сотворила. С ее репутацией от нее всего можно было ожидать. Почти дойдя до сиденья, она увидела Анну, которая стояла за ширмой, ожидая, пока ей разрешат подойти.
– Ученица Хитсил, ты знаешь правила, пока ты сама не дашь свое согласие на операцию, мы не сможем начать.
Это сказала появившаяся из-за ширмы директор Армуми. Дежурная встала рядом с ней, и они обе, не моргая, смотрели на Эттель.
Зрелище было очень жалким: нескладная худая фигура подростка была украшена большим клеймом на плече. Также по всему телу белели и розовели другие шрамы, которые никто не рассматривал, а Анне их не покажут.
– Я даю свое согласие на проведение всех необходимых манипуляций, – голос ее был бесцветным и механическим. Для себя она уже решила, что вряд ли доживет до утра, а значит теперь уже ничего не имеет значения. Ведь им даже не будет никакого наказания за ее смерть. То то они обрадуются, избавились наконец.