Чистый грех

— А чего-нибудь получше не хочешь? — спросил Адам, когда стон повторился. — Чего-нибудь… посущественнее?

— Неужели я должна сказать это словами? — едва слышно отозвалась она. Он ухмыльнулся.

— Невелик труд…

Он мог позволить себе издевку — его пальцы делали свое дело так искусно, с таким чередованием скорости и силы нажима, с такой выверенной мерой грубости, что Флора ощущала могучие и размеренные накаты наслаждения. И Адам сознавал свою абсолютную власть над ней. По крайней мере, в эти мгновения.

Секунды текли, волны все более и более острого наслаждения захлестывали Флору — еще, еще и еще, и вот уже пульсирующие приливы сумасшедшего восторга слились в одно нестерпимо-упоительное ощущение во всем теле. Пройдя пик наслаждения, она не ощутила облегчения — лишь новый прилив желания. Девушка медленно открыла глаза и горячим шепотом произнесла:

— Я хочу тебя, Адам Серр… и ненавижу тебя за то, что ты принудил меня признаться в этом…

Пауза. И дальше, едва слышно, взахлеб, как головой в пропасть:

— Ненавижу себя за то, что так дико, так отчаянно хочу тебя, но если сейчас же, немедленно, я не почувствую тебя в себе — не знаю, что со мной будет. Я, наверно, умру…

Он усмехнулся. Добродушная и ласковая, неповторимо-обаятельная усмешка — такая, верилось ей, соблазнит и непорочного ангела.

— Хватило бы и простого «да», — сказал Адам, и его пальцы выскользнули из нее.

— Хочу тебя внутри, сейчас же! — нежно мурлыкнула Флора. Она была до того распалена, что задом нетерпеливо терлась о деревянную стенную панель — как мартовская кошка. — Ммммм …

— Хочешь высшего удовольствия? — спросил он дразнящим тоном. Дыхание Адама щекотало ее щеку. Но его губы не торопились слиться с ее губами.

Она нащупала ремень и принялась суетливо расстегивать золотую пряжку.

— И спешишь как на пожар! — не унимался он.

— Для начала — быстро, а там видно будет, — томно отозвалась девушка, не принимая его тона.

— Да я уж знаю, что тебе больше всего нравится.

— Кое-что из того, что мне нравится, — выдохнула Флора с кокетливо-чувственной улыбкой.

— Язви твою душу! — пробормотал Адам, слегка отшатываясь от нее. Его до нелепости больно уязвлял всякий намек на ее любовное прошлое. Знать он не хочет, какие удовольствия она уже испытала, а какие нет! — Иногда ты действуешь мне на нервы!

— Надо сказать, что я действую не только на твои нервы… — Флора коснулась бугра под штанами и секунду-другую легонько массировала его. Затем, внезапно убрав руку, игриво добавила: — Но, похоже, в данный момент тебя интересуют другие вещи?

— Кнут по тебе плачет! — воскликнул Адам и впился в ее губы долгим поцелуем. В продолжение этого поцелуя он сам расстегнул свои штаны, высвободил член и, для удобства чуть пригнув колени, вошел в нее. Она слабо вскрикнула. Молодые люди так долго ждали этого момента, что у обоих закружилась голова. Все их чувства были накалены до предела. Адам придавил Флору к стене, словно жертву на алтаре его удовольствия. В пылу наслаждения, могуче двигаясь вперед и вверх, он эгоистически думал лишь об одном — чтобы это длилось нескончаемо долго.

В иное время и при других обстоятельствах она бы ошалела и задохнулась, если бы на нее ритмично наваливался подобный груз. Однако сейчас эта тяжесть, которая снова и снова впрессовывала тело в деревянную панель, была удивительно приятна и служила едва ли не главным компонентом удовольствия.

Флора купалась в море восхитительных ощущений — с азартом истинной гедонистки.

— Адам… милый Адам, — шептала девушка, то и дело ловя его губы и припадая к ним. Она, словно язычница, повторяла это имя как заклинание — будто пыталась выманить его душу в свое тело. Тогда она бы не рассталась с ним и после того, как минет пик наслаждения…

Всякий раз, когда девушка в нежном исступлении произносила его имя, Адам с дикой страстью целовал ее: он ощущал, что сверх того удовольствия, которое доставляют мощные махи нижней части его тела, Флора тщится получить от него что-то еще… и смутно чувствовал, что и ему хочется дать ей что-то еще сверх этих яростных махов…

Но все, что он мог в эти мгновения, это попытаться проникнуть в нее еще глубже. И он сдвинул Флору выше по стене, и вошел в нее еще глубже, охваченный странным неистовством, которое заставляло двигаться быстрее и резче — как бы в надежде, что эта все более и более энергичная и такая дурманящая возня отвлечет его от путаницы собственных мыслей.

Никогда прежде — с другими женщинами — Адам не испытывал такого бешеного желания вышагнуть из пределов банального полового акта и взойти с этого уровня наслаждения куда-то выше — куда? куда?

До сих пор любовь сводилась именно к этому — он мнил себя знатоком любви, искусным любовником, он красовался своей мужской силой, умением не торопиться и с чувством, толком и расстановкой доводить женщину до оргазма. Род игры, в которой он был великим мастером.