Короче, Дёма закумарил. И хорошо, видимо, так закумарил, что жить ему стало невмоготу. Но и помирать неохота. И вот он – к барыге. А лавэшечки нет. Была бы – Дёму бы не кумарило. Дёма с лавэшечкой был бы король – слюни, понос, блевота – чистая красота. И никакого кумара. Один кайф.
Но лавандос – по нулям. А кумарит его уже так, что в петлю. Только он сам даже на шею себе ее натянуть не сможет. Не попадет. И барыга ему говорит – а ты сестру приводи. Дема даже не спросил – зачем. Потому что ему похер – зачем. Главное, он чек получит. В смысле – много чеков.
Майка же не лавэ. Майка покруче будет. На месяц-другой растянуть можно.
В общем, привел. Потом вмазался и загрустил. Сестру жалко стало. Живой все-таки человек. Вот она есть – а вот уже куда-то делась. Хоть и дурная совсем. Фляга свистит, так что в путь. Короче, попёр ко мне. Я ему втащил сперва, а потом задумался. Надо было деваху выручать.
Она, конечно, тот еще подарок, но Дёма – друг, впрягаться по-любому надо.
Погнали к барыге. Сеструху, говорим, давай назад. Мы передумали. А он в ответ – чеки тогда обратно гоните.
Я Дёме говорю – отдай. Он ни в какую. Тем более что один уже себе вкатил. От этого у него настроение, кстати, поправилось. Шутить начал. Девятнадцать, говорит, чеков можем вернуть, если чо. Но Майку обратно целиком подгоняйте. Если не полный комплект, то не надо. За инвалидом уход нужен, туда-сюда, гемор один.
Я ему еще раз вломил. И потом еще немного. Ты, говорю, торчок сраный. Работорговец хренов. Ты понимаешь, сука, чего натворил? Увезут в Чечню – концов не найдем. По-быстрому искать надо. Пока она здесь.
Потому что в Ростове только глухой не слышал про ментовские уазики на городских площадях. Подсадят вечерком человека в машину, а утром он уже в Чечне. Или она. Так что булками надо было шевелить срочно.
Короче, барыгу слегка прессанули, он сказал, куда ехать. Они не любят водопроводных труб. Особенно если внутри те свинцом залиты. Барыги любят лавэ и торчков.
Ехать оказалось недалеко. Хуторок небольшой в сорока минутах езды от Нахичевани. Самый обычный хуторок, ничего примечательного. Это если не сказать хуже. Домишко, сарайчик, пустой загон для скота. По двору старые инструменты разбросаны – лопаты там, грабли, чего еще. Хуторок-зомби. Все вроде повымерли, но нет-нет что-нибудь шевельнется. После Горбачева таких дохлых местечек в донской степи стало немерено.
Дёма сразу к хате пошел, а я ему – погоди-ка, надо бы оглядеться. Странно все это.
Он мне – чего тут странного? Обычный колхоз.
Я говорю – ты много колхозников знаешь, которые с барыгами мутят? Да еще девчонок у них забирают, полученных за наркоту.
Дёма говорит – нет, не много. Вообще, если честно, не знаю таких. У меня с колхозниками мало общего. В детстве только. Когда к бабушке ездил.
Вот – я ему говорю – тогда и заткнись.
Дёма заткнулся, и мы минут пять смотрели из-за сарайчика на хату. Никто не входил, не выходил. Окна занавешены. Барыга, конечно, мог назло нам дать первый попавшийся адрес. Но, с другой стороны, мы ведь знали точку, где он барыжит. Куда бы он от нас делся? И он про это отлично знал. А терять поставленный бизнес из-за двадцати жалких чеков – он же не дебил совсем. Где торчки потом будут его искать? К другим барыгам уйдут. Свободный рынок. Всё, как толкует Чубайс.
Короче, Дёма соскучился и стал заявлять, что ему надо срочно вмазаться. Я задумал ему втащить, но тут из хаты показался колхозник. Поссать вышел. Весь такой в «Адидасе» белом и с «плеткой» под мышкой. Знатная кобура у его «тэтэхи» была. Как у цэрэушников из тех фильмов, на которых мы лет пять назад в видеосалонах залипали. Настоящий колхозник. Ни дать ни взять.
Я говорю Дёме – надо маневр отвлекающий предпринять. А когда из хаты все выбегут – Майку хватаем и бежим на шоссе. Там машин много, эти упыри на людях убивать не станут.
Дёма мой план в общих чертах одобрил, только насчет маневра засомневался.
Я – говорит – свою жопу подставлять опасаюсь. Насчет Майки – это надо еще понять, насколько она ценна.
Я ему отвечаю – не ссы. Ничего подставлять не придется. Дед мой зря, что ли, воевал?
Он говорит – а при чем здесь дед?
Я говорю – да при том.
Дед мой Великую Отечественную прошел в артиллерийском дивизионе. Поэтому я вырос под рассказы об артподготовках, дивизионных гаубицах и прочем огне по площадям. Сейчас пригодилась история про специальных солдат, которым перед стрельбой выдавали по бутылке бензина и приказывали отползти подальше в кусты. Одновременно с выстрелом орудия каждый из этих пацанов набирал в рот немножко топлива и прыскал им в воздух, поджигая свой плевок – типа факир в цирке. Немцы думали, что стрельнула пушка, и лупили соответственно по этим местам. Важно было свалить сразу.
В детстве я часто представлял себя на месте этих солдат – как чешу со всех ног из-под вражеского огня. Вот теперь можно было замутить похожую тему.
Поэтому говорю Дёме – давай сарай подожжем. Возражений с его стороны не последовало.