Я подозреваю, есть и другая причина того, почему эти толкования так часто путают. Все мы знаем, что иногда бывают и тайные мотивы. Можно быть на людях щедрым, а в душе жадным, на людях набожным, а в душе циничным, на людях целомудренным, а на самом деле похотливым. Фрейд приучил нас к мысли, что скрытые мотивы могут влиять на поведение, проникая из недоступной сознанию части мозга. Соедините эту мысль с типичным ложным представлением, что гены — это что-то типа сути, сердцевины человека, и вот перед нами причудливая смесь Докинза и Фрейда: идея, что метафорические мотивы генов — это и есть глубокие, бессознательные, скрытые мотивы личности. Это ошибка. Бруклин не расширяется.
Даже те, кто понимает разницу между людьми и их генами, могут прийти в уныние. Психология учит нас, что некоторая часть нашего опыта может быть плодом воображения, побочным эффектом того, как информация обрабатывается в нашем мозге. Качественное различие между красным и зеленым цветом, как мы их воспринимаем, не отражает существенного различия между световыми волнами физического мира — длины световых волн, которые служат источником нашего восприятия цвета, формируют гладкий континуум и качественно друг от друга не отличаются. Красный и зеленый, воспринимаемые как абсолютно разные, — конструкты, созданные химией и связями нашей нервной системы. Организмы с отличными от наших фотопигментами или связями в мозге могут и не обладать ими; очевидный пример — люди с самой распространенной формой дальтонизма. А эмоциональная окраска восприятия объектов еще большая фикция, чем физическая. Сладость фрукта, страх высоты, отвращение к падали — иллюзии, порожденные нервной системой, развившей такую реакцию на эти объекты в качестве адаптации.
Науки о человеческой природе, кажется, предполагают, что то же самое верно и в отношении правильного и неправильного, ценного и бесполезного, красоты и уродства, святого и низменного. Все это — нервные конструкты, фильм, который мы показываем сами себе внутри собственного черепа, способ пощекотать центры удовольствия, и они не более реальны, чем разница между красным и зеленым. Когда призрак Марли спросил Скруджа, почему он не верит собственным чувствам, тот ответил: «Потому что любой пустяк воздействует на них. Чуть что неладно с пищеварением, и им уже нельзя доверять. Может быть, вы вовсе не вы, а непереваренный кусок говядины, или лишняя капля горчицы, или ломтик сыра, или непрожаренная картофелина. Может быть, вы явились не из царства духов, а из духовки, почем я знаю!»[33]
Похоже, наука говорит, что то же самое верно для всего, что мы ценим.Но только из того, что устройство нашего мозга предопределяет способ мышления, не следует, что объектов, о которых он думает, не существуют. Многие из наших способностей эволюционировали, чтобы взаимодействовать с реально существующими в мире вещами. Наше восприятие глубины — продукт сложной системы мозга, системы, отсутствующей у других видов. Но это не значит, что в мире нет реальных деревьев и скал или что мир плоский, как блин. И так же может быть с более абстрактными понятиями. Люди, как и другие животные, оказывается, обладают врожденным чувством числа, что можно объяснить преимуществами, которое давало представление о численности в истории нашей эволюции. (Например, если в пещеру вошли три медведя, а вышли два, безопасно ли заходить туда?) Но тот факт, что способность считать эволюционировала, не значит, что сами числа — галлюцинации. Согласно платоновской концепции чисел, любимой многими математиками и философами, такие категории, как числа и формы, существуют независимо от разума. Число три не является чистой выдумкой; у него есть реальные свойства, которые могут быть открыты и исследованы. Ни одно разумное существо, обладающее нервной системой, необходимой для того, чтобы осмыслить понятие «два» и принцип сложения, не может обнаружить, что два плюс один равно не трем, а чему-нибудь другому. Именно поэтому мы ожидаем, что математические системы разных культур или даже разных планет будут похожими. Если это так, то чувство числа развивалось, чтобы овладеть абстрактными истинами о мире, истинами, которые существуют независимо от умов, овладевающих ими.