Чистый лист: Природа человека. Кто и почему отказывается признавать ее сегодня

Что касается дискриминации и бедности, то и здесь сложно доказать прямую причинно-следственную связь. Китайские иммигранты в Калифорнии в XIX веке и американские японцы во время Второй мировой войны сталкивались с жесточайшей дискриминацией, но они не отреагировали на нее повышением уровня насилия. Женщины беднее мужчин, в деньгах нуждаются сильнее — чтобы прокормить детей, однако они вряд ли пойдут грабить, угрожая применением силы. Различные субкультуры с одинаковым уровнем бедности могут радикально различаться по уровню насилия, и, как мы увидим далее, во многих культурах довольно обеспеченные люди могут с готовностью открывать огонь на поражение26. И хотя никто не стал бы возражать против продуманной программы, которая гарантированно сокращает преступность, нельзя относить ее высокий уровень на счет недостаточной настойчивости в выполнении социальных программ. Первый расцвет этих программ пришелся на 1960-е годы, время, когда количество насильственных преступлений резко подскочило.

Исследователи, ориентированные на науку, повторяют другую мантру: «Насилие — это проблема здравоохранения». Согласно выводам Национального института психиатрии, «агрессивное поведение можно лучше понять — и предотвратить, — если подходить к нему как к заразному заболеванию, которое распространяется среди наиболее восприимчивых к инфекции людей и бедноты». Теории общественного здравоохранения вторили многие профессиональные организации, например Американское психологическое общество и Центры по контролю и профилактике заболеваний, а также такие разные политические фигуры, как министр здравоохранения администрации Клинтона и республиканский сенатор Арлен Спектер27. Подход с позиции здравоохранения пытается определить «факторы риска», более свойственные бедной, чем материально благополучной среде. Они включают недостаток заботы и жестокое обращение в детстве, жесткое и непоследовательное воспитание, развод родителей, плохое питание, отравление свинцом, травмы головы, запущенный синдром гиперактивности и дефицита внимания, употребление алкоголя и крэк-кокаина во время беременности.

Исследователи, принадлежащие к этой традиции, гордятся тем, что их подход и «биологический» (они анализируют телесные жидкости и изучают снимки мозга), и «культурный» (они ищут в окружающей среде причины, которые влияют на состояние мозга и которые можно было бы искоренить неким эквивалентом санитарных мероприятий). К сожалению, в этой аналогии есть очевидный изъян. Определение болезни или расстройства гласит, что это страдание, которое испытывает больной человек из-за неправильного функционирования механизмов его собственного тела28. Но, как сказал один из авторов журнала Science: «В отличие от большинства болезней, обычно не агрессор считает агрессию проблемой, а его окружение. Агрессивные люди могут считать, что действуют нормально, а некоторые даже наслаждаются своими периодическими агрессивными вспышками и сопротивляются лечению»29. Кроме банальности, что одним людям и местам насилие свойственно больше, чем другим, теория общественного здравоохранения ничего не может нам предложить. И как скоро станет понятно, насилие вовсе не болезнь в медицинском смысле слова.

* * *

Чисто средовые теории насилия остаются догматом веры потому, что они воплощают в себе «чистый лист» и «благородного дикаря». Насилие, в соответствии с этими теориями, не естественная стратегия из репертуара человека; это выученное поведение, или следствие отравления ядохимикатами, или симптом инфекционного заболевания. В предыдущих главах мы видели, в чем моральная привлекательность подобных доктрин: они помогают отделить их приверженцев от шовинистов более ранних периодов и негодяев разного рода; уверить публику, что они не считают насилие «естественным» в смысле «приемлемым»; выразить оптимизм, что насилие можно искоренить, причем скорее мягкими социальными программами, чем сдерживанием под угрозой возмездия; и максимально дистанцироваться от опасной позиции, что некоторые люди, классы или расы по природе своей склонны к насилию больше, чем другие.

По большей части теории выученного поведения и общественного здравоохранения — это нравственные декларации, публичные заявления о неприемлемости насилия. Порицать насилие — это, конечно, правильно, но только если это порицание не подается под соусом эмпирических притязаний по поводу нашего психологического портрета. Возможно, чистейший пример путаницы желаемого с действительным демонстрирует Рамси Кларк, министр юстиции при администрации Джонсона и автор бестселлера 1970 года «Преступность в США» (Crime in America). Убеждая, что система уголовного правосудия должна заменить наказание реабилитацией, Кларк объясняет: