Читай не хочу. Что мешает ребенку полюбить книги

Папа беспокоился о том, чтобы я читала, но при этом глубоко моим чтением не интересовался. Мама отвечала за школьную программу, в остальном в детали тоже не вдавалась. Никто не знал, что в 12 лет в гостях у бабушки я окончательно полюбила читать, найдя в чужом шкафу «Прощай, оружие!» Хемингуэя. Никого не смущало, что в мои тринадцать из комнаты, где хранилась бо́льшая часть домашней библиотеки, ненадолго пропала «Москва – Петушки». Может, и это осталось вне поля зрения взрослых. Все положительно относились к семи романам Кундеры, которые я планомерно осваивала с 15 лет. Я рада, что одним из результатов подросткового чтения стала насыщенная юность, хотя не отказалась бы избежать некоторых литературных установок: можно было чуть меньше увлекаться страданиями, саморазрушением и поисками демонического героя.

Я не утверждаю, что книги навредили мне, но убеждена, что, прочитанные не вовремя и отрефлексированные в одиночестве, они на это способны. Ни в коем случае не следует запрещать детям читать какие-то тексты, но хорошо бы интересоваться, что читает ребенок, какая литература его формирует, – не столько для контроля, сколько для честного человеческого диалога.

Как помочь ребенку? Приемы родителей

Помочь детям стать активными читателями гораздо сложнее, чем раз и навсегда привить отвращение к литературе. И все же ничего невозможного в том, чтобы наладить отношения ребенка с книгами, нет. Я уже говорила, что мои родители не только ошибались, беспокоясь о читательском будущем дочерей. Да и мы с мужем после нашего первого провала кое-чему научились. Во всяком случае, теперь не мы умоляем Лию послушать на ночь книжку, а она нас – почитать ей. Сложив свой детский опыт чтения с материнским опытом воспитания читателя, я составила список работающих приемов. В ходе его составления ни один ребенок не возненавидел чтение.

Семейное чтение

Чтобы ребенок без проблем зачитал, его должны окружать книги и читающие родственники. Когда я еще не умела читать, у меня всегда были для этого взрослые. Папа принимал в ритуальном чтении вслух мало участия. Разве что, когда перед сном читала мама, приходил, брал книгу и начинал забавно перевирать написанное. Я веселилась и злилась одновременно. Но чаще всего читала бабушка. И это было идеально. Она читала мне в основном детскую классику. Лучше всего я запомнила «Пеппи Длинныйчулок». Сама бабушка была всеядным читателем и вообще не страдала снобизмом. Так что читала она просто, смеялась вместе со мной, но могла и заснуть на середине страницы. Кроме того, бабушка проводила со мной больше всего времени и, главное, принимала меня такой, какая я есть. Честно говоря, в рейтинге взрослых она без особой конкуренции занимала первую строчку.

Когда ты маленький и тебе читает самый близкий человек, это как минимум остается ценным воспоминанием о детстве и повышает шансы полюбить чтение хотя бы как форму ностальгии. Была и другая бабушка, отношения с которой совсем не складывались. Единственное, что мне в пять лет доставляло удовольствие в ее обществе, – слушать, как она раз за разом читает одну и ту же книгу об ивритском алфавите. Собственно, пять мне и было, когда эта бабушка умерла. Я запомнила отголоски скандалов, детское чувство вины за то, что родная бабушка вызывает раздражение, день ее смерти и то, как она безропотно соглашалась снова прочитать полюбившуюся мне книгу. Мне важно и дорого, что среди непростых воспоминаний нашлось место для чего-то светлого и это именно воспоминание о чтении.

Читать сто раз подряд – скорбный удел взрослых. Это надо принять. Признаюсь, я не всегда готова на подвиг. Я не против каждый день возвращаться к небольшой детской книге какого-нибудь симпатичного современного издательства. Допустим, на «Трех разбойников» Томи Унгерера душевных сил у меня хватает всегда, это каждый раз одинаково весело и мило. Но перечитывать только что законченную главу книги побольше я не в состоянии, каким бы мощным ни было стремление вырастить читателя. Когда я снова и снова слышу от Лии: «А давай сказку „Про все сразу“», то считаю эту просьбу кармическим возмездием за сказку об ивритском алфавите.