Освещение экономического развития России нужно Марксу для работы над III томом «Капитала». Необходим и русский язык, Маркс осваивает его. Книги о России, в том числе (и прежде всего) русские, теперь сотнями насчитываются в библиотеке Маркса. Русские материалы читаются в подлиннике. Множатся и усложняются связи с русскими людьми. В организующемся I Интернационале возникает Русская секция и Маркс по просьбе русских товарищей соглашается взять на себя представительство России.
Тема о революционной борьбе против царизма в России занимает все больше места в произведениях Маркса и в его переписке. Близятся и наступают дни Парижской Коммуны, в которой принимают участие и русские революционеры, знакомые Марксу. Новые темы вступают в его переписку – борьба Коммуны, ее гибель, контуры дальнейшего развития новой большой революционной конъюнктуры, в которой России отводится очень значительная роль.
Оба периода изучения России Марксом и Энгельсом, конечно, должны изучаться в комплексе: один поясняет другой. Иначе концепция России и ее развитие основоположниками марксизма останутся необъясненными.
Перейдем теперь к вопросу о русских революционных ситуациях во второй половине XIX в. в освещении Маркса и Энгельса. Постоянно сосредоточенные на возможности возникновения русской революции, они не могли не уделить значительного внимания той совокупности объективных перемен, без которой не бывает революции, – сложению в стране, их интересующей, революционной ситуации.
О первой русской революционной ситуации в конце 50-х – начале 60-х годов XIX в. уже говорилось выше.
Позже Энгельс такими словами определил положение, сложившееся тогда в России: «Так называемое освобождение крестьян, – писал он Ферберу, – создало настоящую революционную ситуацию…»[251]. Маркс и Энгельс с этих позиций пристально следили за ходом крестьянской реформы. В статье, специально посвященной отмене крепостного права в России, Маркс писал о созыве представителей губернских комитетов, о неудаче деятельности Главного комитета, подробно анализировал внутреннее положение России, экономические притязания разных дворянских групп, сопоставляя характер упразднения крепостного права в России с ликвидацией крепостных отношений в других странах, характеризовал различные формы крестьянского движения[252]. Определял он и тип грядущей, ожидаемой им революции, в которую перерастет революционная ситуация: основываясь на возрастающем крестьянском движении, он предсказывал, что «настанет русский 1793 год»[253]. Предсказания Маркса не сбылись, но мы будем судить об этом не в той плоскости, если просто назовем эти предсказания ошибочными. Маркс и Энгельс, вероятно, не стали бы настаивать на своих сроках, как на абсолютно безупречных: мне представляется, что речь у них шла прежде всего о прогнозе типа революционного взрыва и ощущении его близости – предположение о точном сроке не играло главной роли в прогнозе. Кроме определения типа, их еще глубоко занимало определение объективного значения движения данной страны в слагающейся мировой обстановке, в большой революционной конъюнктуре. Непрерывно учитывая проблему «обоих полушарий», Маркс писал Энгельсу: «По моему мнению, величайшие события в мире в настоящее время – это, с одной стороны, американское движение рабов, начавшееся со смерти Брауна, и, с другой стороны, – движение рабов в России»[254]. В.И. Ленин определяет дату первой русской революционной ситуации как 1859 – 1861 гг.[255], Маркс склонен продлить ее завершительную дату до восстания 1863 г. «Поляки – молодцы. И если они продержатся до 15 марта, то вся Россия придет в движение»[256].