Читайте старые книги. Книга 2

Как бы там ни было, очевидно одно: с недавних пор народы испытывают сильное влечение к прошлому, столь огорчительное для сторонников прогресса. Не знаю, куда мы придем, если будем продолжать двигаться вспять. Какая досада — мы ведь были на верном пути^{141}! Хуже всего, что это попятное устремление мысли, которое, если мы не остережемся, в несколько лет лишит нас всех завоеваний XVIII столетия, — что это устремление отличает нынче людей высокообразованных. Художник делает зарисовки старых памятников, а архитектор восстанавливает их; поэт проникается простодушным и дерзким духом старых стихов, а типограф переиздает их. Средневековая мебель находит покупателей, средневековые хроники — читателей. Образованные юноши извлекают из библиотечной и архивной пыли хартии и грамоты давно ушедших веков. Достойный преемник Гурмонов, Бадиусов и Этьеннов господин Крапле^{142} и находчивый соперник доброго старого Галио дю Пре господин Текне на радость знатокам возвращают жизнь поэмам, которые Буало заклеймил словами ”неловкий грубый стих тех варварских времен”, и их старания, о которых молчат газеты, увенчиваются успехом без помощи рекламы. Один из тех умельцев, которые могут блистать на любом поприще, господин Симонен, так высоко поднял на наших глазах престиж библиатрии, или науки о реставрации старых книг, что можно, не боясь преувеличения, назвать его творцом этой науки. Господин Крозе^{143}, молодой и высокообразованный книгопродавец, преданный добру и красоте и побуждаемый тем деятельным и творческим рвением, без которого самые благие намерения не приносят плодов, заручившись поддержкой сведущих и наделенных тонким вкусом библиофилов, предпринял розыски сокровищ нашей средневековой литературы; он покупает их в провинции, отвоевывает их у других народов, возвращает им молодость и дарует бессмертие. Именно в ту достопамятную пору, о которой идет речь, свершилось явление Тувенена^{144}, и мой высокий стиль как нельзя лучше подходит для разговора об этом человеке и его влиянии: ведь я пишу историю промышленности и, как всякий историк, вправе прибегнуть к риторическим фигурам. Я не говорю здесь о времени, когда, поддавшись веяниям моды, Тувенен мудрил над роскошными ”кружевными” узорами и изобрел нелепые ”вафельные”^{145} накатки, превращающие искусство золототиснения в низкое ремесло штамповщика, — нет, я говорю о тех двух-трех годах, когда мастерство его приблизилось к совершенству, когда он, выказав талант и отвагу, пошел по стопам Дерома, Падлу, Десея, Ангеррана, Буайе, Гаскона и превзошел их, истратив на это все отпущенные ему духовные и физические силы. Переплетное дело отличается тем, что до сих пор рождало не больше трех великих мастеров в столетие; я только что назвал их имена.

Переплет эпохи Реставрации работы Ж. Тувенена

Тувенен умер в расцвете своего таланта; Тувенен умер, мечтая об усовершенствованиях, которые он, и, быть может, только он один, мог бы изобрести; Тувенен умер нищим, ибо, как все талантливые люди, он мало смыслил в делах и был из числа тех, кто прокладывает новый путь, но никогда не проходит его до конца. Так уж заведено от века: тому, кто прозревает внутренним взором землю обетованную, не суждено ее обрести.

Но переплетное искусство не умерло со смертью Тувенена. У мастера нашлись удачливые последователи, он воспитал много способных учеников и поднял переплетное дело на недосягаемую для наших европейских соседей высоту. Даже Англия, которая еще четверть века назад так сильно превосходила нас в этой области, теперь может соперничать с нами только в отношении сырья, которого мы лишены^{146} по бессмысленной скупости властей. Это блестяще доказала последняя выставка промышленных товаров, и я с радостью отдал бы должное участвовавшим в ней выдающимся талантам, если бы не боялся вторгнуться в область одного из моих коллег и тем самым нарушить приличия. Самое большее, что я могу себе позволить, это присоединить свой слабый голос к той оценке, которую мой коллега дал трудам господина Симье; этот переплетчик достойно продолжает дело своего почтенного отца, одного из тех, кому мы обязаны возрождением французского переплета.