Читайте старые книги. Книга 2

Переплетное дело — искусство, ценность которого очевидна. По-моему, нет ничего смешного в том, чтобы воздавать любимому автору почести, одевая его творения в великолепный наряд. Разве предосудителен поступок Александра, хранившего поэмы Гомера в драгоценной шкатулке Дария^{337}? Однако не следует придавать этой стороне дела слишком большое значение; меж тем в последнее время увлечение красивыми переплетами перешло всякие границы. Когда распродавалась библиотека г-на Маккарти^{338}, посредственные книги стоили бешеных денег единственно благодаря роскошным золототисненым переплетам работы Буайе, Десея или Падлу. Имя Дерома на обороте авантитула удваивает, а то и утраивает стоимость книги. Рано или поздно так же высоко будут цениться превосходные работы господ Симье, Бозериана^{339} и Ноэля, творения г-на Куртеваля, проникшего в тайну голландских пергаментных переплетов, и г-на Шомона, чьи опойковые переплеты не менее изящны, нарядны и прочны, чем сафьяновые.

Я не стану вслед за господином Пеньо вдаваться в тонкости переплетной техники. Скажу лишь, что издавна главным в этой области считается умение сохранить поля; ныне библиофилы так высоко ценят необрезанные поля, что всякая старая книга в виде простой брошюры стоит дороже, чем в самом роскошном переплете. Чем более старая и редкая книга перед нами, тем ценнее ее необрезанные экземпляры.

Г-н Пеньо приводит в пример Гомера в издании Нерли^{340}: на распродаже книг г-на де Котта он был продан не за 500–600 франков, как обычно, а за 3601 франк, поскольку не был обрезан. Среди своих ровесниц такая книга может считаться уникальной, и это оправдывает ее неслыханную цену, однако примерно в такой же степени возросли нынче цены на все редкие необрезанные издания, вышедшие до начала XVIII столетия, в особенности на книги Эльзевиров; нетронутые поля ценятся на распродажах в пять-шесть раз дороже, чем переплеты с золотым тиснением. Такие жемчужины полиграфии не всякому по карману.

”Марка” переплетчика Дерома-младшего (наклеивалась на форзац)

Поскольку необрезанный экземпляр самой ничтожной из книг, выпущенных Эльзевирами, стоит столько же, сколько целая полка прекрасных книг с обрезанными полями, библиофилы, как правило, довольствуются экземплярами, где нож первого переплетчика пощадил некоторые страницы и, по неловкости, рассеянности или прихоти, оставил кое-где те уродливые с виду неровные поля, которые нынче именуются ”свидетелями”. В глазах знатока число и подлинность этих ”свидетелей” настолько украшают книгу, что, если перед нами томик малого формата, счет идет на линии^{341}. Следовательно, тот, кто хочет составить избранную библиотеку, может, имея под рукой хорошую библиографию, не иметь вкуса, но без циркуля и знания принятых расценок ему не обойтись.

Я нарочно остановился на этих подробностях: они занятны и знаменуют собой целую эпоху в истории литературы; потомки, мне кажется, были бы благодарны филологам древности, если бы они сохранили больше деталей такого рода, а современным журналистам стоило бы время от времени помещать на страницах газет своеобразные библиографические прейскуранты. Пусть даже они не представляют никакой ценности для науки, всякий, даже совершенно далекий от библиофильства, читатель с философическим складом ума прочтет их не без пользы. Любопытно ведь знать, как высоко ценили люди линию чистой бумаги. Начинаешь лучше понимать, отчего столько зла причинила им бумага исписанная.

”Анналы типографии Альдов” господина Ренуара Перевод В. Мильчиной

О. Ренуар. Анналы типографии Альдов (3-е изд., 1834). Титульный лист