Читалка

Кстати, а что там насчет литературы? Нашел ли в ней артишок свое достойное отражение? Кто-нибудь посвятил ему роман, страницу или хоть абзац? Сегодня же вечером проверю.

Теперь, откинувшись на спинку стула, медленно прожевать кусочек хлеба перед глотком вина — бруйи несовместим с уксусом — и дождаться обжаренных в сухарях божественно вкусных телячьих мозгов, которые лениво разваливаются под вилкой, а затем тают между языком и нёбом. Еще одно блюдо для одинокой трапезы. Интеллектуалы терпеть не могут, когда при них едят мозги. Заказывать на обед мозги — проявление предосудительного дурновкусия со стороны издателя.

{4}

— Ну что, Гастон, как тебе мой подарок? Потрясающая штука, скажи? Чудо техники!

— Я обратил внимание, что она имеет склонность прятать стихи.

— Глупости. Ты просто не умеешь искать. Постарался бы, все бы нашел.

— И в поезде на обратном пути я читать не смог — села батарейка. Согласись, это большое неудобство.

— Что ж ты ее не зарядил?

— Наконец, я поранил об нее нос. Полагаю, мне следует взять больничный на пару недель — как-никак производственная травма. Очевидно, нам придется пересмотреть все трудовые договоры.

— Не волнуйся, больше это не повторится. Я принес тебе мягкий футляр. Смотри: легкий, элегантный, синтетика под черную крокодиловую кожу…

Менье. Не надо быть Нострадамусом, чтобы предсказать его поступки. Когда он впервые вошел ко мне в кабинет, я увидел перед собой мальчика в стариковском костюме. У него была непропорционально большая голова резинового пупса, торчавшая над уродливым, но черным галстуком, дешевой, но белой рубашкой и плохо скроенным, но серым пиджаком. Он только что окончил бизнес-школу и явился устраивать мне аудиторскую проверку. Его прислали шишки из холдинга, который выкупил у меня издательство, чтобы навести прозрачность в моей бухгалтерии — до того прозрачной, что сквозь нее можно было смотреть как сквозь стекло. Я в тот момент переживал не лучшие времена: четыре обреченные на успех книги подряд провалились, а два летних бестселлера оказались бэдселлерами. Мои финансы пели романсы. Мне страшно хотелось дать ему пинка под зад, но, как ни странно, под толстой коркой кретинизма я разглядел в нем проблески ума. Помню, я даже пытался объяснить ему, как работает книжное издательство, надеясь, что он хоть что-нибудь поймет и оторвется наконец от кипы счетов.

Спустя неделю, в течение которой он каждый день работал до десяти вечера, Менье с торжествующим видом вошел в мой кабинет и заявил:

— Я нашел решение вашей проблемы, месье Дюбуа!

Помахал перед собой пачкой листков и провозгласил:

— Надо отказаться от книг, которые продаются тиражом меньше пятнадцати тысяч экземпляров, — и вы выйдете в ноль. А если сократить две штатные единицы, то уже в первый год можно рассчитывать на небольшую прибыль.

Самое поразительное (Менье по-прежнему не перестает меня изумлять: судите сами, насколько хорошо я разбираюсь в мужчинах), что я ему даже не врезал. После долгого молчания я выдвинул правый ящик стола и протянул ему годовой издательский план.

— Гениально, месье Менье. Вот план книгоиздания на будущий год. Будьте добры, отметьте те книги, которые разойдутся тиражом меньше пятнадцати тысяч, и я с радостью их вычеркну.

Он внимательно, словно прилежный ученик, изучил листок и вернул его мне.

— Затрудняюсь, — признал он. — Я не всех этих авторов знаю.

— Видите ли, все дело в том, что точно сказать, продашь ты пятнадцать тысяч экземпляров или нет, можно только после выхода книги. Даже если знаешь всех авторов. Гораздо важнее знать покупателя.

— Значит, нужно провести маркетинговое исследование рынка.

— А вам известно, во что оно обойдется, месье Менье? Не старайтесь, все равно не угадаете. В три раза дороже, чем выпуск книги. Поэтому мы и завели дурную привычку сначала печатать книги, а потом смотреть, как они продаются. Это называется издательский бизнес. И я, так уж сложилось, занимаюсь им профессионально.