Читатель предупрежден

Гнев поднялся в душе Риддла, как вспенившаяся река в дождливую ночь. Значит, ему позволили уехать. Наверное, теперь он будет искать новую жертву. И на этот раз только Бог знает, как далеко зайдет эта бестия. У Риддла было точно такое же ощущение, как во время приближения военного кризиса: что никому и ничему на свете нельзя верить, что на протяжении нескольких дней он будет брошен в вихрь совершенно неправдоподобных событий, которые все переворачивают вверх ногами!

Перед тем, как выйти на Маунт-Стрит, он замедлил шаги.

Ему хотелось сделать что-то такое, чего он до сих пор никогда не делал. У него был приятель, который упрямо стремился вверх по служебной лестнице: в настоящее время он был сержантом в дактилоскопической лаборатории, принадлежавшей к их округу. Квартальному очень хотелось позвонить Биллу Уайну (он мог воспользоваться телефоном в аптеке под номером четыре) и поделиться с ним подозрением, которое с некоторого времени засело в его мозгу. Разумеется, Билл не особенно влиятельный человек, но, с другой стороны, он все же является сотрудником криминальной полиции, и, наверное, знает, к кому следует обратиться. Что ж, Риддл лично не был знаком ни с одним влиятельным лицом. Правда, по виду он знал старшего инспектора Скотланд-Ярда Хемфри Мастерса, он встречался с ним несколько лет назад, когда разразился скандал на Ланкастер Мью – громкая история, получившая название «Десять чашек». Там еще был толстый, старый джентльмен, как его звали… Мерривейл… разумеется. Да, но лучше будет поговорить с Биллом, и пусть он что-то сделает.

Позвонить Биллу?

Нет, лучше не надо. Он только выругает его и правильно сделает.

Он двинулся дальше по своему маршруту. Слабо освещенная улица производила впечатление вымершей. На безоблачном небе светила луна, а влажный, порывистый ветер гнал по мостовой обрывки газет.

Монотонный шум уличного движения, монотонное тиканье часов, все было монотонным. Было без двадцати минут десять. Пенник в Париже, Пенник в Париже, Пенник в Париже! Сейчас, сейчас: разве он не должен выступать по парижскому радио без четверти десять? У владельца овощного магазина на Рассел Лейн, 4-6, маленькой улочке в нескольких шагах отсюда, есть радио, и он мог зайти к нему на несколько минут и послушать. Но лучше не надо. В десять он должен был встретиться со своим сержантом, не стоит рисковать, опаздывая. Он производит этот обход с точностью до одной секунды.

Риддл еще раз поборол искушение и, придерживаясь обычного маршрута, свернул в тупичок, называемый Дорси-Стрит.

На середине пути он внезапно остановился. До его ушей донесся непривычный шум.

Он хорошо знал голоса своих улиц, как человек, много лет живущий в одной комнате, знает каждую трещинку в потолке. Его мозг регистрировал любой неожиданный звук на несколько секунд раньше, нежели сознание. Это был слабый отзвук, но Риддл, – руководствуясь своим обостренным слухом, быстро понял, откуда он идет. В стеклянном диске над массивными воротами отражался лунный свет. Дорси-Стрит, номер девять.

Рядом с девятым номером, второй этаж которого занимала семья Констеблей, находилась узкая калитка с металлической решеткой. На задах номера девятого, а Риддл знал это все, как свои собственные пальцы, за высокой стеной простирался большой сад, в который от калитки вела узкая тропинка. К огромному беспокойству квартального, эта калитка теперь была настежь открыта, и ветер со скрипом раскачивал ее. Это случилось впервые за четыре года, во время которых он патрулировал свой квартал.

Констебли были мертвы, значит, это не они отворили калитку. Жилец первого этажа находился в отъезде. В этом Риддл был уверен. В то же время он не был уверен, что делается с обитательницей верхнего этажа. В последнее время она находилась в Южной Франции, но, может быть, уже вернулась. Да, если она была дома, то во всех окнах горел свет и не раз оттуда доносились звуки веселой вечеринки. Теперь, однако, дом номер девять на Дорси-Стрит стоял тихий и темный, только непрестанно скрипела калитка.

Риддл придержал ее рукой и вошел в сад. Там нечего было осматривать, только деревья и трава, освещенная лунным светом, который погружал в густую тень часть дома. В темноте он видел очертания дома, покрытого белой штукатуркой. Вдоль каждого этажа тянулся железный балкон с узорчатыми перилами и лестницей, ведущей вниз, чтобы каждый жилец мог спускаться в сад.

Скрываясь в тени дома, Риддл осмотрелся вокруг.

И замер неподвижно, вытянув руки вперед. На газоне стоял Пенник.

Он не мог ошибиться, это лицо, на которое падал теперь свет луны, уже несколько дней смотрело на него из каждой газеты. Каштан с недавно распустившимися листьями отбрасывал густую тень, но Пенник, внимательно всматриваясь в дом, вышел из-под этого естественного укрытия.