Читемо: Поэзия убийства

— Я не самовлюблен и не бездушен, Пилат. Я чувствую, как ты ненавидишь меня. Твоя ненависть пройдет, требуется лишь время. А сейчас давай закончим. Ты исполнишь свою часть обещания, а я свою.

Пилат помолчал. Не потому, что раздумывал. Он прислушивался к своим ощущениям. Он понял, как ему хочется, чтобы ангел прикоснулся к нему снова.

За этим осознанием его злоба на серафима исчезла.

— Скажи, Демьен, будет ли мне искупление?

Любой из тех ангелов, кого он выбрасывал в другие миры, ответил бы утвердительно. Они верили в свое понятие добра столь фанатично, что их слова давно стали протухшими и лживыми.

Демьен же лишь покачал головой.

— Я не знаю, Пилат. Мне неведомо будущее. Думаю, ты уже сам понял: искупление требуется только нам самим. И мы даже не знаем, кто мы такие для наших творцов, и помнят ли они вообще о нас.

Пилат вдруг ощутил к ангелу жалость. Единственный, кто встал на путь поиска самого себя, Демьен никогда не будет иметь дома. Он будет искать его, но никогда не найдет. Его удел — жить чужим среди сотен миров, смиряясь с мимолетностью времени, не властного над ним.

Впрочем, ангелы смертны. Просто никто не знает, куда они попадают после неё.

— Что ж, говори, серафим. Что мне нужно сделать?

— В этой книге есть нужное заклинание. Так в ней написано. Но на самом деле оно не полное. В нем не хватает нескольких слов, очень важных. Их знаешь ты. Я прочту заклинание, ты дополнишь его. После чего откроешь для Рекса проход.

— И все?

— И все. Больше мне от тебя ничего не нужно.

***

Я совсем ничего не понял. Или не успел, или не смог.

Пилат вытянул руку, и передо мной из ниоткуда возникла дверь. Сияющая, белая. Её свет разогнал сумрак тесного коридора.

Певучим языком, так похожим на тот, каким уже пользовался Демьен, Пилат прочел заклинание, и дверь открылась.

Дем взял у меня с коленей книгу, и принялся вслух читать, положив мне на плечо руку. Пилат, удерживая мое второе плечо, фоном плел еще одно заклинание, вторя словам Демьена.

Я не чувствовал ничего. Во мне ничего не менялось, не менялось ничего и вокруг. Я попытался разглядеть что-нибудь за дверью, но свет в дверном проеме оказался слишком ярким.

— Прощай, Рекс, — сказал вдруг Дем. Оказывается, он уже закончил читать.

Он толкнул коляску через порог. Ударившись, она скинула меня на землю.

И я почувствовал, как больно ударился коленями.

***

Запахи теплой земли и душистых трав, удивительно сочные, объемные, проходящие, кажется, не только через нос, но и сквозь сосочки на языке, наполняли меня странным чувством радости.

Никогда в жизни я не чувствовал подобных запахов. И даже не предполагал, что они существуют.

Я попытался перекатиться на спину. Неожиданно это получилось, легко и свободно. Открыв глаза, я увидел небо — бездонное, синее-синее. Такое синее, будто гениальный художник создал его мгновение назад, специально для меня.

Высоко наверху кружили птицы. Скосив глаза, я обнаружил опрокинутую набок коляску. Пальцы сжались сами собой, собирая в горсть траву и землю.

Как же я буду управляться с коляской, здесь, в поле?

А впрочем, какая разница?

Запахи пьянили меня. Я вдыхал и вдыхал их, не желая думать больше ни о чем.

В уши проникало пение птиц, шорохи мелких животных, что возились в траве, стрекотание тысяч насекомых и их полет. Я вдруг понял, что могу сконцентрироваться и усилить одни звуки, убрав другие. Направление звуков и расстояние до них не составляло для меня загадки — я знал их абсолютно точно.

И я был счастлив.

Глядя в бездонную синь, широко раскинув руки в стороны, я ощущал, как за ней, далеко вверху, вращаются те самые тысячи миров, про которые говорил Дем.

Не знаю, сколько времени я наслаждался небом, запахами и шумом жизни вокруг. Шелест травы стал тише, а привкус ароматов менее ярким.

Невозможно наслаждаться счастьем вечно. И даже сколько-нибудь долго.

Я разглядел, как шевелится кончик моего носа. Почему-то длинный и черный. Я удивился, ощупал свою голову, и понял, что она стала более плоской, а лицо вытянулось. А затем обратил внимание на руки — такие небольшие раньше, с тонкими пальцами. Руки стали длинными, а ладони превратились в широкие когтистые полу-лапы.

От неожиданности я сел. И разглядел такие же длинные лапы вместо своих ног. В ответ на мое изумление ноги вдруг пошевелились. А хвост между ними мотанул из стороны в сторону.

Тогда я встал. Впервые в жизни я встал на ноги. Сам. И даже смог стоять.

Я неожиданно оказался высоко от земли. Как никогда раньше. Привычка смотреть на мир от уровня коляски заставила мою голову закружиться.

Густое разнотравье тянулось вдоль кромки лиственного леса, с гигантскими деревьями, вершины которых подпирали небесную синь. Вдоль опушки коричневой лентой петляла грунтовая дорога, с большими, сверкающими на солнце, лужами.

Рядом с коляской стоял рюкзак. Квадратный, кажется из плотного брезента. Сверху, на клапане, белел листок бумаги.

Я шагнул к рюкзаку, неуверенно и осторожно. И упал. Я не умел ходить. Но мои новые ноги оказались сильными, и я легко поднялся снова. Меня наполнял восторг.