Чюрлёнис

Этот великий француз, блестящий знаток музыки и пластического искусства, любовался «видениями бескрайних просторов» и высоко ценил их творца. Стены его дома украшали картины великого литовского художника. Роллан именовал его «Колумбом новых художественных континентов». Таким и в самом деле был этот добрый человек с большими глазами, новатор в искусстве – пророк космического века. И в то же время Роллан удивлялся: «Не могу понять, откуда он черпал эти впечатления в таком крае, как ваш, в котором, насколько мне известно, вряд ли можно найти подобные мотивы». Роллан, вероятно, имел в виду контраст между необыкновенными чюрлёнисовскими горизонтами и серыми распаханными равнинами Литвы. Чего не понял этот великий француз, любивший Чюрлёниса, но никогда не видевший его родины, то понял соотечественник Роллана – Жан Поль Сартр, не слыхавший прежде имени Чюрлёниса, но имевший случай погостить на его земле. Стекла очков не могли спрятать удивления и радости нового открытия в глазах этого французского писателя и философа, когда разглядывал он в Каунасе небольшие по формату чюрлёнисовские картины – видения бескрайних просторов и необъятных горизонтов времени. А для раздумий над увиденным избрали мы Ниду.

Соната солнца. Финал

2

Нида так же уникальна в мире природы, как Чюрлёнис в мире искусства. Второго такого уголка, как Нида, не найти. И нет в мире второго такого художника, как Чюрлёнис. («Мы сравнивали, говорил Сартр,- Чюрлёниса с Врубелем…») Чюрлёнис совершенно обособленный мир самобытной красоты. Мир красоты, выросший над нашим миром и выше, чем наш мир. Кто однажды увидел Ниду, тот уже никогда ее не забудет, И точно так же, кто однажды встретился с видениями Чюрлёниса, тот никогда не забудет его своеобразного мира.

3

Мы карабкаемся на песчаную гору. Босые ноги увязают в золотом песке. А морской ветер поет свою величественную, монотонную, нескончаемую, как нить существования Вселенной (нить Ариадны?), песню. А прозрачные песчинки, эти острогранные крупицы алмаза, режут стекло глазного яблока. Пение песчинок напоминает жужжание золотых пчелок в лесном вереске. Кажется, никогда еще я не слышал такого поразительного пения крошечных острогранных алмазиков… Таких неземных, таких эфемерных звуков. Словно космическая мелодия… Но ветер сплачивает множество крупиц песка, они становятся тяжелее, и уши наполняются словами, сплетенными из золотых песчинок и теплого летнего ветра… Что шепчут море и песок? Я напрягаю все силы, хочу понять, что нашептывает мне песчинками у самого уха морской ветер. «Pour nous я словно слышу его голос – le faire esl rйvйlateur de 1 кtre, chaque geste dessine des figures nouvelles sur la terre, chaque technique, chaque outil est un sens ouvert sur le inonde; les choses ont autant de visages qu il y a de maniиres de s’en servir. Nous ne sommes plus avec ceux qui veulent possйder le monde mais avec ceux qui veulent le changer et с est au projef mкme de le changer qu’il rйvиle les secrets de son кtre». Неужели ветер донес до меня этот шепот? Я поглядываю на бредущего рядом со мной невысокого, сухощавого, молчаливого человека. Взбираться на гору нелегко… Каждый мускул лица моего спутника напряжен, каждая жилка как струна… Человек должен победить… Нет, он ничего не говорил и, уж конечно, не цитировал собственных произведений. Ветер мне нашептал эти его слова. Это чюрлёнисовские миражи неба и иллюзии пустынь.

Соната лета. Анданте