ЧиЖ. Чуковский и Жаботинский

Из моего «Письма» г-да оппоненты вычитали, что я их зову писать на жаргоне (или даже эмигрировать в Палестину). Это, конечно, ошибка: я никого никуда не звал, пишите, как вам угодно, — я только усомнился в ценности писаний и писателей — понятно, не как личностей, а как типа. Теперь тоже не надо заключать, будто я зову моих оппонентов писать по-украински. Никуда и ни к чему не призываю, а просто констатирую основную особенность еврейского патриотизма: идти за силой. Всякий другой инородец, имеющий в этой империи свой клок земли, будь он хоть сто раз патриотом, считай он, что его Литва или Грузия только и жива союзом с Россией, признавай он даже необходимость русского языка в качестве общегосударственного, — никогда бы не перешел отсюда к санкционированию этого языка в качестве общекультурного, никогда бы не заговорил о русской литературе как о чем-то принципиально родном для всего населения.

Ибо для всякого другого инородца любовь к России была бы только выводом из любви к той области, где живет его племя, и на первом плане было бы это племя с его самобытным развитием.

Он органически бы не мог «перепрыгнуть» через этот краеугольный момент своего патриотизма, упустить из виду различие между россиянином и русским.

Но у еврея нет такого реального базиса патриотических чувств — и он изливает их просто в русло наименьшего сопротивления. Для латыша ясно, где его край и где земля другого племени; для еврея, в сущности, никакой разницы нет — что Литва, что Украина, что Ростов-на-Дону — все это в одинаково малой степени «его», и нет у него никаких причин один край предпочитать другому, ревновать и болеть душою за тот или другой язык; от своего он отказался, терять ему больше нечего, и вроде бедной Тани, для которой все были жребии равны, он отдается… вы думаете, первому встречному? О нет. Бедная Таня тоже вышла не за кого-нибудь, а за генерала…

Вы, милостивые государи, не думайте, что вы новость в истории еврейского народа. Alles schon da gewesen[213], и, если хотите, я вам предскажу вашу будущность. Только в двух версиях: или сбудется одна, или другая. Две версии нужны потому, что ведь вы не сами по себе, ваше развитие подчиняется не имманентному началу, а капризам среды, и душа ваша во всякую минуту примет такой вид, какой понадобится по внешним обстоятельствам. Все поэтому зависит от того, по какому из двух путей направится Россия — по австрийскому или по венгерскому: по пути ли признания всех народностей и равного за ними права на высшее развитие или по пути дальнейшей русификации, когда будут пущены в ход не теперешние бесполезные кулачные средства, а более тонкие, вроде всеобщего обучения на русском языке и прочих мер, о которых можно справиться в Будапеште. Ибо в зависимости от того или иного пути разовьется и психология патриотического еврея в ту или иную сторону; могу вас только уверить, что и в том и в ином случае любопытный и поучительный из него получится тип.

Если Россия пойдет по австрийскому пути принципиальной равноценности племен, то через 20 лет с того дня вы не узнаете ее окраин, как не узнать теперь Прагу. Инородческие области разовьют свою культуру и вытеснят чужую, начиная с вывески на бакалейной лавочке и кончая лекцией в университете. И мы уже видели, что при этом процессе совершается с патриотическим евреем. Бедная Таня отдается новому генералу. Во Львове помер два года тому назад еврейский депутат Бык, вождь поляков Моисеева закона. В юности он был немцем Моисеева закона — в том же Львове, ибо край на верхах был сильно онемечен. И Бык в те времена декламировал о слезах, наплаканных на берегу реки Збруч, что протекает между Волочиском и Подволочиском, и делал из этого ясный вывод: немецкая культура — моя культура, мой Шиллер, мой Ленау! Но когда с 1869 года началось официальное ополячение Галиции, Бык не стал переть против рожна и пошел спать и с этим генералом. И слезы, наплаканные в Збруч, получили новое значение: мой Мицкевич, моя Польщизна! И с той же ревностью пошел Бык проповедовать галицийским евреям ополячение, и умер польским лакеем… хотя в юности был немецким.

Это один прототип.