Чижик - птичка с характером

“А вы сами?”

и здесь не теряется: “Поживи, салажонок, с мое, а тогда и суди. Да и не давал я тебе права обезьянничать. Перенимай от меня хорошее, а плохое оставь при мне. К тому же среди нас есть женщина. Мозгой шевелить надо...”Ну и комик! А попробуй засмейся – не обрадуешься.Как-то после совещания нас задержал капитан Степнов. Он сказал Мамаеву:- Мы забираем от тебя Анку-пулеметчицу. Переводим ее в роту Павловецкого, а ты получишь взводным мужчину.Здрасьте, я ваша тетя! – возмутился Мамаев. – Воспитывал, воспитывал, а теперь отдай дяде?От руки ты ее, что ли, воспитывал? – засмеялся капитан Степнов, показав глазами на мамаевскую дубинку,Нет, от языка, – ответила я за Мамаева.Вольному воля, – разобиделся моряк.Где-то в глубине души ворохнулось теплое чувство к Мамаеву: “Надо же! А я-то думала, что он рад-радехонек от меня избавиться”.А может быть, мне не стоит переходить к Павловенкому? – спросила я капитана.Так вы же грызетесь между собою с утра до вечера!- возмущенно сказал капитан Степнов. – О вас даже в соседнем полку анекдоты сочиняют.Лицо Мамаева выразило неподдельное изумление:- Клевета! Когда же это мы грызлись? Видал бы я этих анекдотчиков...Но по дороге домой мы снова разругались. Мамаев, имея в виду оборонные работы, спросил:Заканчиваешь?Да как будто бы дело движется к концу. Остались небольшие доделки, и всё.Закончишь, будешь Ульянову помогать. Я даже остановилась:Это в честь чего же?А в честь того, что у него еще работы непочатый край. Надо центральную траншею довести до обеих стыков.Твой Ульянов будет копаться до второго пришествия, а мы виноваты? Траншея ваша, вы и доделывайте, а нам заниматься надо. Пополнение вот получили. Новички пулемета не знают.Мамаев возмущенно ударил себя по бедрам, по всегдашней привычке закричал, точно его резали:- Наша, говоришь, траншея?! А вы, что ж, и ходить по ней не будете? Или у вас, как у серафимов, крылья вдруг выросли? Ничего себе боевое содружество. Что ж молчишь? Крыть нечем?- Отвяжись. Чуть из-за тебя не забыла. Ведь у меня сегодня день рождения!- Да что ты! – На лице Мамаева мгновенно расцвела улыбка. Сердитые складки на лбу разгладились. – Сколько же тебе стукнуло?- Сколько стукнуло, столько и брякнуло: целых восемнадцать!- Да ну! А я думал, что ты раза в два старше. Уж очень злоязычна.Зато у тебя ангельский характер.Ладно, не в том дело. Стало быть, в гости позовешь?А что проку тебя звать? Полаемся, только и всего.- Да что ж мы, ненормальные – в такой день лаяться? Давай договоримся: горючее твое, закуска моя. Вот такую ку-си-ну сала из дому получил. Идет? – Он вдруг опять нахмурился.- Ну всё, – сказала я, – сейчас начнется...- Попала пальцем в небо, – усмехнулся Мамаев. – Понимаешь, письмо из дому неприятное получил. Сынишка убежал. До самой Разуваевки добрался. И сообразил же, салака: “Папа погиб. Маму и бабушку разбомбило”. К воинскому эшелону примазывался. Ведь только десять лет поросенку! И в кого такой проходимец? – Мамаев захохотал.Тоже мне – папаша! Тут надо не смеяться, а меры принимать. Убежал и еще раз убежит.Какие ж могут быть меры на расстоянии? Вот был бы я дома, так взял бы флотский ремень...Помогло бы, как мертвому припарка. Он ехидно ухмыльнулся:- Слушай, а сколько у тебя детей? Двое? Трое?- А ты что ж не знаешь, что чужих воспитывать легче, чем своих?- То-то и оно... (Мамаев, оказывается, и вздыхать умеет, да еще как горестно.) Это в первый раз за всё время он поделился со мной своим личным. Ну что ж? Кажется, оттаивает неприступное флотское сердце. Ничего, найдем общий язык!..Вечером скромно отпраздновали мое совершеннолетие. Мамаев щедро одарял нас большими ломтями домашнего сала и пел песни. У него изумительный по красоте голос – настоящий бархатный баритон.Из далекого Колымского края Шлю тебе, дорогая, привет.*Тоже мне, песня! Я сказала:- Давай другую., Он озорно свистнул в два пальца и заплясал по землянке:Когда я был мальчишка, Носил я брюки клеш...- Долой! Давай нашу.Я начала сама!Мы смерти не пугаемся, От пули не сгибаемся, От раны не шатаемся

Такой уж мы народ!Мамаев, Ульянов, Иемехенов и дед Бахвалов дружно подхватили:Не раз в бою проверены, Не раз огнем прострелены.Ах, как поет прохвост Мамаев! Никогда бы не подумала.Два неразлучных друга командиры взводов Иемехеяов и Ульянов шалили, как резвые козлята, и пытались танцевать польку.Лукин, подперев кулаками румяные щеки, молча улыбался своим мыслям. Наверное, думал о Шурочке и родном колхозе. А подвыпивший дед Бахвалов стучал кулаком по столу и грозно вопрошал моих гостей: