Чижик - пыжик

Биджо ничего не обещал за спасение, не бил кулаком в грудь. Он знал, что я его знаю, что за ним не заржавеет. То, что он назвал меня братом, говорило больше всяких клятв. Если я перееду в Москву, то буду не просто компаньоном, а членом семьи.

Милый баню истопил
И завел в предбанник,
Повалил меня на лавку
И набил ебальник.

До чего же бабы слабый, безвольный народ! Оставишь без присмотра, обязательно в какое-нибудь говно влезет. Нет, Ирка не заблядовала. В Толстожопинске такое не утаишь, доброжелатели обязательно заложат. Народ здесь в большинстве своем хоть и не плотники, а стучать охотники. Жена моя дура-дурой, но догоняет, что ее измена будем первой и последней. Я ей втолковал, что моя честь лежит на ее ляжках. Раздвинет ноги для другого — честь свалится в пизду и ее затолкают хуем поглубже. Жен может быть много, а честь — одна. Ирка всего не поняла, но прониклась, сделала правильные выводы.

Домой заявился я, как положено, без предупреждения, чтобы всегда была на стреме. С вокзала поехал в «Светку», общнулся с братвой, узнал, как поживают, поделился московскими впечатлениями. Здесь все было в порядке. После неудавшегося путча массы доились дисциплинированнее, директора госпредприятий рискованней занялись аферами, мусора подешевели и стали сговорчивее. Шлема доложил, что от мусориных предложений отбоя нет. Домой я попал к полуночи.

Ира намыливалась спать. Мне обрадовалась, но сдержанно, без обычного пионерского задора. Я по-быстрому распряг ее и завалил на кровать. Залупа зажила, ебал без отвлекающих ощущений. Напрягаюсь, напрягаюсь и вдруг догоняю: что-то не так. Слишком тихо. То есть какие-то звуки слышатся, но приглушенные, будто через подушку. Я кончил и провел оперативно-розыскную работу.

Был бы у нее ебарь, в глаза бы не так смотрела, через заслоночку, чтобы я не почувствовал ее виноватость. А тут пялит зенки открыто, в них неяркая радость, а на морде блаженная улыбка. Ей хорошо, а все остальное похуй, точнее, до пизды.

И тут меня пробило. Сперва решил, что заглотанная — колесами обожралась. Посмотрел на всякий случай на руки, на локтевые сгибы. Ну, конечно, вот они — красноватые пятнышки от уколов.

— Догадался! — радостно выдала жена. — Ты знаешь, я думала, будет по-другому…

Доделиться впечатлениями она не успела. Бил не долго, потому что ей сейчас и боль по кайфу. Спать ушел в кабинет, чтобы не слушать ее скуление. А утром, когда кайф из нее выветрился, продолжил воспитание. Старым дедовским способом: зажал голову между ног и отхлестал ремнем по голой жопе. А жопа классная, широкая, с белой нежной кожей и ямочками над крестцом. Пизжу и еле сдерживаюсь, чтобы не выебать. Она на всю жизнь запомнит, что наркота — это очень больно.

Обработав ее, побежал в подлесок тренироваться. В Москве больше по залам занимался, а надо у природы подзаряжаться. Погода была классная. Что-то вроде второго бабьего лета. Бабья осень — что ли?! Люблю эту пору. Природа в самом соку, отчаянно добирает последние солнечные деньки. Сейчас ее ебать и ебать!..

Иришкин отревелась, умылась и подмалевалась, чтобы спрятать синяки. Они — образцово-показательные. Еще бы в дерюжки вырядилась — и натуральная ханыжка-алкоголичка. Без смеха и не глянешь.

Стол был накрыт. Домработница суетилась вокруг меня, изо всех сил стараясь угодить. Из бабьей солидарности и сама приготовилась попасть под раздачу. С одной стороны как бы сочувствовала хозяйке, которая пила кофе стоя, а с другой не без злорадства поглядывала на синяки, подтверждающие неравнодушное отношение мужа.

Тут еще тесть приперся. По случаю выходного дня и прекрасной погоды собрался вывезти семейство в лес. Увидев физиономию дочки, побледнел и сцепил зубы, как бойцовая собака. Глянул бы на ее жопу! Я не ожидал, что у синего цвета может быть столько оттенков и такая сочность.

— Решила наркотиками побаловаться, — поставил я его в известность.

Тема сразу была снята. В этом вопросе он полностью на моей стороне, разве что темперамента имеет поменьше.

— Жаль, погода такая хорошая, — сказал он и пошел к себе.

Предательство папаши доконало Иру. Она уронила чашку и побежала в спальню, глотая слезы.

— За что вы все меня ненавидите?! — крикнула она и отыгралась на двери.

Спроси у хуя моего, он тоже бородатый.

Я спокойно доел завтрак, затем пообщался с сыном, который потрошил очередную игрушку, а потому не слишком мне обрадовался. Даже признал не сразу. Вот и уезжай после этого надолго из дома.

Я поехал в гости к Галке Федоровской. Не могла моя жена сесть на иглу в одиночку: сыкуха страшная. А уколы любит — за неделю до похода к врачу начинает колотиться от страха.

Федоровская была дома. Предупредить ее не успели, телефон зазвонил, когда я вошел, но Галка сразу просекла, зачем пожаловал. На ней были джинсы в обтяжку, отчего казалась совсем тощей. Джинсы трутся о жопу худую — хипую, хипую, хипую…

— Где брали химку? — спросил я в лоб.

Грешил на Чичерина. Я бы ему, пидору старому, шприц в очко затолкал.