Чкалов

Но редко счастье шагает без бед и грусти. Через полтора месяца Чкалов получает повышение, покидает дорогую его сердцу 1-ю Краснознаменную истребительную эскадрилью и в качестве командира звена прибывает в Брянск. Немного раньше него уезжает в Одессу к месту нового назначения любимый, строгий, но справедливый Батя, с которым Валерий Павлович будет дружить до конца своей жизни.

Вдали от семьи Валерий жил впечатлениями последних дней Ленинграда. Условия жизни в Брянске были скверные, и Валерий Павлович боялся срывать жену с работы, надеясь, что сам здесь долго не задержится.

Валерий тосковал без семьи, он писал супруге:

«…1-го я был мысленно с тобой и Игорем, думал только о тебе и твой образ видел ясно. Чувствовал твои боли и муки, вспоминал твое лицо в тот день, когда был у тебя в палате после родов. Твое лицо говорило о перенесенном тобою. И в то же время на нем было написано необъяснимое, хорошее чувство, чувство материнства, чувство того, что ты дала миру еще новое живое существо. А как я был в этот день рад, счастлив, мне хотелось кричать, петь, носить тебя на руках. Ты дала мне то, чем я живу сейчас, и моя жизнь стала какой-то хорошей и дорогой. Ты и сын — вот моя жизнь, мой воздух и свет. Сын — это связующее звено в нашей жизни.

Ты друг, товарищ, который не бросит меня в тяжелую минуту и рядом с которым я отдохну и морально и физически».

Часто Валерий Павлович просил жену написать, как растет сынок.

«Лелик, почему так долго у сынки нет зубов? Ты обрати внимание. Это плохо, если у него сразу пойдут потом. Правильно: 2 зуба внизу, потом 2 зуба наверху и 4 книзу и т. д.».

«Как он сидит — сам или нет? Капризничает или нет, как оспа, как зубки — прорезались или нет? Ты вот все эти мелочи про сынку не пишешь. Как он вырос? Вес какой его? Сейчас же сходи и взвесь его. Ты знаешь, как мне хочется все это знать! Ну вот и все, что я могу написать. Душу свою, больную и скучающую, на бумагу не выложишь, да ты ее и так понимаешь».

Летом их часть вылетела в лагеря под Гомель. Валерий вырвался в Ленинград, чтобы отвезти жену к своим на Волгу, показать отцу и матери первенца.

Чтобы у жены осталось впечатление от Волги-матушки, муж посадил ее с Игорьком в Рыбинске на пароход и весь путь до Василева показывал красоты родной реки.

В Василеве пробыл несколько дней и тут же вернулся в Гомель. Вскоре у него произошла авария. Вот как эту неудачу оценивал сам виновник в письме к Ольге Эразмовне:

«Вчера подломал самолет. Страшно неприятно, хотя и пустяки сломал, но все-таки… За шесть лет не было поломок, а тут вот появились. Объясняю плохим душевным состоянием…»

Немного позже, оценивая положение в целом, Валерий в письме из Гомеля так характеризовал обстановку:

«Летаю мало и не хочу. Какая-то апатия. Машины очень плохо сделаны, и приходится летать с опаской. Так что никакого удовлетворения не получаешь, а только расстраиваешься… Довольно, хочу писать о службе и о самолетах, на которых летать нельзя. Здесь контрреволюцией пахнет».

Чкалов был всегда откровенен и прямолинеен до резкости, что нередко приводило к столкновениям с начальством, которое сдерживало продвижение его по службе.

По этому поводу Ольга Эразмовна советовала ему быть более гибким и деликатным в отношениях с людьми. Вот как реагировал на этот совет Валерий Павлович:

«Ты пишешь, что я сам виноват, что не получаю повышения по службе. Ты права, но ведь это зависит не от того, что я не могу работать, а от того, что я не могу делать так, чтобы это дело потом нельзя было никуда применить. Весь вопрос в разном понимании сущности дела. Отчасти и мои летные качества мешают мне в повышении. Если бы я был такой, как все, то не летал бы так, как летаю. А если бы я летал как все, стало быть, я и не был бы «недисциплинированным». Но так как мои полеты выделяются из других, то это нужно как-то отметить. И вот это отмечают как «воздушное хулиганство»… Как истребитель, я был прав и буду впоследствии еще больше прав. Я должен быть всегда готов к будущим боям и к тому, чтобы только самому сбивать неприятеля, а не быть сбитым. Для этого нужно себя натренировать и закалить в себе уверенность, что я буду победителем. Победителем будет только тот, который с уверенностью идет в бой. Я признаю только такого бойца бойцом, который, несмотря на верную смерть, для спасения других людей пожертвует своей жизнью. И если нужно будет Союзу, то я в любой момент могу это сделать…»