Читаем Чкалов полностью

Затем скорость была увеличена, и самолет опять сделал заходы — туда и обратно.

Но вот уже мотор ревет изо всех сил, показывая максимально возможные обороты, и маленький «ишачок», так ласково называл Валерий свой любимый «И-16», вздрагивая и напрягаясь от громадных аэродинамических нагрузок, бешено несется над землей, подходя к началу измерительной трассы.

И вдруг летчик почувствовал какой-то металлический удар, после чего мотор мгновенно изменил ровный грохочущий рокот. Что-то застучало, и самолет затрясся, как в лихорадке.

«Развалился двигатель», — сразу сообразил Чкалов. Нельзя было допустить разрушения машины от вибрации, и он немедленно выключил зажигание двигателя, резко задирая нос самолета, набирая высоту, чтобы затем спланировать подальше от проклятых пней, посадка на которые привела бы к катастрофе.

В носовой части самолета из-под капота выделялось масло. Подхваченное сильным воздушным потоком, оно распылялось, забрызгивая переднее стекло кабины летчика. Чкалов мгновенно открыл фонарь пилотской кабины, который, скользнув назад, теперь позволял оглядывать сбоку переднюю сферу. Высота была 300 метров, когда самолет дошел до минимальной скорости. Испытатель перевел машину на планирование, подбирая наивыгоднейший режим, чтобы пролететь как можно дальше. Был слышен лишь свист и шелест обтекавшего истребитель воздуха.

Валерий отлично знал возможности и характер «И-16» и поэтому брал от него максимум в этой весьма опасной обстановке. Еще раз высунув голову, он понял, что выиграет схватку со смертью и в этот раз — садиться придется на лес, а это куда лучше, чем на пни. Теперь летчика больше всего беспокоили дым и гарь, валившие из-под капота мотора, — не загорелся бы только самолет. Но вот уже осталось до верхушек леса метров пятьдесят, Чкалов заметил слева сгусток хвойного леса и, не раздумывая, довернул к этому темно-зеленому пятну.

Он напряг все нервы, чтобы не прозевать момент, когда следует вытащить истребитель из угла планирования и поставить машину дыбом перед тем, как она столкнется с вершинами хвойного леса.

Расчет был точен. Самолет, врезаясь в гибкие кроны деревьев, ломая ветви, терял скорость. Только у земли машина неожиданно перевернулась, и Чкалов ощутил сильный удар по голове.

Колхозники, муж и жена, работавшие недалеко от места вынужденной посадки испытателя, нашли его повисшим вниз головой.

Они вытащили Валерия Павловича из кабины разбитого самолета, положили на землю. Чкалов наконец очнулся. Женщина перевязала ему голову, пока ее муж бегал за подводой, на которой летчика довезли до шоссе… Вскоре примчалась санитарная машина, и его увезли на завод.

Аварийная комиссия установила, что мотор разлетелся из-за повреждения одного из поршней какой-то металлической мелкой деталью, которую возможно было опустить в цилиндр только через открытый клапан. Очень похоже было на диверсию, совершенную весьма опытной рукой.

В Москву Валерий Павлович заявился с забинтованной головой и привез с собой фотоснимок, изображавший его в таком печальном состоянии.

Жена с детьми еще были в Ленинграде, и Валерий повесил свою фотографию с белой повязкой на голове над кроватью в спальне.

Ольга Эразмовна ничего не знала о горьковской аварии мужа и, только увидев фотографию, поняла, что с Валерием что-то вновь стряслось, хотя ни в письмах, ни по телефону он ничего ей не сообщил. Она обиделась на мужа, а эту фотографию сняла со стены и спрятала в письменный стол. Когда Валерий вернулся с работы, Ольга Эразмовна укорила мужа за скрытность.

— Да не хотел я тебя, Лелик, тревожить такими сообщениями, ведь ты кормилица, — улыбаясь, говорил Чкалов жене.

<p>Часть III</p><p>На мировой арене</p><p>Глава 1</p><p>Первый перелет через Ледовитый океан</p>Я ищу Чкалова

Поздней осенью 1935 года как-то вечером я заехал к Валерию Павловичу домой — он жил тогда на Ленинградском шоссе.

Валерий долго тряс мою руку. Я вглядывался в его лицо. Глаза Чкалова стали живее, морщины вроде разгладились. На отвороте кожаной куртки сиял орден Ленина.

— Ну вот, Байдук! Опять встретились…

Потом он повел меня в другую комнату, чтобы показать дочку, которая свободно умещалась в широких ладонях отца.

— Живу как бог… — говорил Чкалов, показывая свое несложное домашнее хозяйство. — Ну а как ты?

— Так себе, Валериан. — Я называл его Валерианом по старой памяти.

— А что?

— Видишь, разговор есть к тебе…

— Ну, ну, давай. Что же ты не сказал раньше?

— Здесь неудобно, народу много.

— А у меня всегда, брат, народ, люблю компанию…

— Ты знаешь, самолет, на котором мы с Леваневским пытались перелететь полюс, сейчас находится в доработке?

— Ну и что же, мне какое дело до этого? Ведь это ваш самолет.

Я немного опешил, не зная, как подойти к Чкалову.

Ольга Эразмовна настороженно прислушивалась к нашему разговору. Ей явно не нравилась эта тема — она смутно чувствовала опасность. Уловив ее укоризненный взгляд, я умолк. Валерий, еще не понимая всего, что таилось в моих словах, ждал объяснений.

Я ему подмигнул, качнув головой в сторону хозяйки дома.

Он догадался.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии