«От остальных учлетов В. Чкалов отличался еще и сильным характером. Мне приходилось бывать с ним в воздухе. Сидишь иной раз в учебном самолете на инструкторском месте и чувствуешь, как этот малец, не налетавший еще и десятка часов, заставляет машину подчиниться своей воле, властвует над ней. К вмешательству инструктора в управление самолетом в полете он был необычайно щепетилен. Сделав посадку, торопился выяснить, чем было вызвано то или иное замечание педагога».
Между тем незаметно проходили дни летной подготовки. Вот сегодня, в августовский теплый день, Очев буквально смешал Валерия с пылью, которую поднимает за собой самолет на взлете. Даже уверенный в себе Чкалов чуть было не загрустил.
Но Очев, сделав второй полет, вылезая из машины, задержался на крыле «Аврушки» и запел на ухо учлету ласково и нежно:
— Ну, милый мой, Валерушка, теперь, сынок, сам… Только повтори все как было в первом полете… И ничего лишнего… С богом, дорогой!
Первый самостоятельный полет — необычайное мгновение в жизни человека, хотя Валерий Чкалов шел к нему с тех пор, когда с парохода «Баян» впервые увидал садящийся на Волгу гидросамолет.
Валерий уверенно ведет по «коробочке»[2] свою послушную «Аврушку» и лишь на последнем развороте со снижением, когда сбавляют обороты, слышит вдруг собственный голос, поющий «Распрягайте, хлопцы, коней». Сосредоточив все внимание, Чкалов блестяще произвел посадку.
Только во втором полете Валерию стало понятно, почему он не слышит по шланговому телефону: «Курица и то лучше летает…», «Ну куда дерешь?», «Меньше крен, шут тебя забери!»
Никаких посторонних подсказок и команд! Значит, сам, значит, надо смотреть в оба. И Чкалов еще аккуратнее приземлил «Авро» около посадочного знака своей группы.
Очев обнял учлета и сказал:
— Молодчага!
9 октября 1923 года состоялся выпуск летчиков новой школы. В аттестации Валерия было записано:
«Чкалов являет пример осмысленного и внимательного летчика, который при прохождении летной программы был осмотрителен, дисциплинирован… Чкалов с первых полетов обращает на себя внимание высокой успеваемостью по полетной программе, уверенностью движений, спокойствием во время полетов и осмотрительностью. Он быстро соображает и действует с энергией и решительностью, раскрывает причины своих ошибок и удачно их исправляет. Хорошо чувствует самолет и скорость полета. Полагаю, что ему более всего подходит быть военным летчиком».
Мне, пролетавшему с Валерием Павловичем многие часы в одном самолете, всегда казалось, что выпускная аттестация Чкалова, написанная инструктором Очевым, на редкость точна и справедлива.
В октябре 1923 года опять же в числе десяти лучших учеников, закончивших борисоглебскую школу, Чкалова отправляют в Московскую школу высшего пилотажа.
Здесь он уже слушатель, а не учлет, и самолеты здесь боевые, немецкие «фоккеры» и английские «мартинсайды», на которых будут обучать фигурам высшего пилотажа.
Валерий говорил товарищам: «Вот где душу-то отведешь…»
Инструктор школы высшего пилотажа Александр Иванович Жуков осматривал на Ходынском поле (ныне Центральный аэродром) только что выведенный из ангара самолет, когда к нему подошел Чкалов и, отдавая честь, доложил: «Товарищ старший инструктор первого разряда! Слушатель Чкалов. Назначен в вашу группу для дальнейшего обучения полетам».
Жуков был опытным педагогом и великолепным мастером высшего пилотажа, к тому времени он выпустил около трех сотен летчиков. Инструктор обратил внимание на то, что Чкалов еще очень молод, весьма широкоплеч, по внешнему виду грубоват, но синеватые с блеском глаза явно смягчали суровость лица.
Вскоре Александр Иванович начал с вновь прибывшими слушателями изучать двухместный самолет «Фоккер-С-3», имевший двойное управление, а 14 ноября
1923 года он поднялся на нем вместе с Чкаловым в первый полет.
Инструктор следил, как резко ходят педали, чтобы самолет выдержал прямую на взлете, как ученик пытается парировать малейший прыжок машины на неровностях летного ноля; инструктор хотел смягчить ход педалей и придержать ручку. Но куда там! Силища у Чкалова неимоверная. Это Жуков еще заметил, когда здоровались, и теперь ничего не мог сделать, кроме как закричать в переговорное устройство, чтобы учлет не зажимал управления и не показывал медвежью силу…
Чкалов понял, повернул назад лицо, и Жуков увидел улыбающуюся, довольную физиономию ученика, сразу смягчившего управление. На развороте Валерий действовал уверенно и четко, координация великолепная, что для первого полета на незнакомом самолете непосильно даже опытным летчикам.
Жукову нравился полет, но вот крен заложил Чкалов чересчур уж большой, глубокий. Очень лихо на первый раз. И снова инструктор его властно отчитывает. Опять Чкалов повернул раскрасневшееся лицо и уже более смело улыбается, больше глазами, крича в телефон: «Понял, выполняю…»