Чмод 666

Звонок повторился. Тогда я подошел к двери и открыл ее сам. Но там оказался вовсе не курьер. В дверях стояла молодая и очень привлекательная светловолосая особа с пустыми руками. Девушка мне сразу понравилась: длинные волосы, большие зеленые глаза, светлая кожа. Она напоминала не то какую-то актрису в роли тренера детской спортивной команды, не то чемпионку Уимблдона по теннису. Крепкая фигурка, точные движенья, уверенный взгляд. Блондинка носила белый свитер с «горлышком», голубые джинсы в обтяжку и черные сапоги со шнуровкой.

— Excusez-moi…[12] — буркнул я. Ничего другого мне не пришло в голову.

— Bonjour! J'ai un petit probleme…[13] Вы едете в Москву? — спросила она, вдруг перейдя на русский язык.

— Да. А вы кто? Вы из России?

— Я только что из Москвы. Надо поговорить, долго вас не задержу. Вы позволите мне войти? — невесело усмехнулась она.

— Да, конечно входите. Но я сейчас уезжаю, поэтому не смогу вам уделить должного внимания и достаточно времени…

— Достаточно для чего? Времени нам хватит. Я в курсе ваших дел, поэтому тянуть не будем. Ваш отец написал завещание, где все свое имущество, права на издания и интеллектуальную собственность отписал своему ученику. Вы там не упомянуты ни в каком качестве.

— Следовало ожидать, — пробормотал я под нос. А уже погромче спросил: — А вы откуда знаете про завещание?

— Но завещание можно оспорить, — продолжала она, пропустив мой вопрос, — если доказать причастность этого ученика к смерти вашего отца.

— А это действительно так? Я про ученика.

— Да, так. Я скажу больше. Этот ученик, а его фамилия Латников, попытается присвоить неопубликованные труды Антона Михайловича и выдать их за свои. Более того, он начнет портить их, и переделывать согласно своему видению и пониманию. Этого нельзя допустить.

— Нежелательно. А вы? Как вы заинтересованы в этом деле? И откуда у вас такие подробности?

— Я — ученица Антона Михайловича, — сказала она, подойдя ко мне почти вплотную, — и я очень многим ему обязана, поэтому должна выполнить его волю, хоть и не высказанную. Он сам бы этого желал, а последнее время он был со мной во многом откровенен.

— Несмотря на завещание? — спросил я девушку.

Удивительно, но от нее ничем не пахло, никаким парфюмом, даже вблизи. Более того, находясь практически впритык, я почему-то не испытывал к ней никаких сексуальных чувств. От волнения что ли? Или свалившаяся на меня новость выбила из колеи?

— Да. Я уверена, что это завещание написано не просто так, — продолжала она убежденным тоном. — Кстати, Антон Михайлович составил его только за пару дней до того, как на Тверском бульваре в Москве нашли его тело. Весьма подозрительно, не находите?

— Отец умер на улице? — мой голос все-таки дрогнул.

— Представьте себе! На улице! Зимой! Как бездомный! Вот московская газета, читайте! — и она протянула мне номер «Московского Боголюбца».

Я быстро прочитал газетную заметку в разделе происшествий, где моего отца именовали известным ученым с мировым именем. Невольно отметил про себя, что испытываю нечто типа гордости за своего старика. Покойного уже… вот черт…

— Так что же вы хотите? — немного резко спросил я.

— Я хочу, чтобы рукопись последней книги вашего отца не попала в руки Латникова. Если ничего не делать, то в конце концов он все-таки найдет и завладеет ею, поэтому времени на это у нас с вами почти не осталось.

— У нас? — удивился я. — Почему «у нас»?

— Да, — настойчиво подтвердила она. — Именно у нас. Я, как ученица вашего отца, очень заинтересована в этом. Если удастся доказать, что завещание на имя ученика незаконно, то вы становитесь наследником по факту.

С этими словами она протянула мне какой-то небольшой предмет на цепочке:

— Вот, возьмите, имейте всегда при себе и носите под одеждой, он теперь ваш. Это — важно! А когда будете в Москве, я с вами свяжусь. Извините, но мне пора. До свидания.

И девушка стремительно покинула мою квартиру.

Странная девушка. И ведет себя как-то необычно. Интересно, последнее время что, моего старика тянуло на молоденьких? Я вдруг понял, что практически ничего не знаю об отце. Как он жил? Что делал? С кем встречался? Я, конечно, внимательно следил за его научной деятельностью. Более того, у меня были все его труды, и даже переводы его книг на другие языки. Но я понятия не имел о личной жизни отца. На то были свои причины.