Чочара

Все утро мы просидели на развалинах домика, разбитые, отупевшие. Мы чувствовали себя такими пришибленными, как будто нас кто-то ударил по затылку, мы даже не отвечали на вопросы солдат и крестьян, проходивших мимо. Помню, что один американский солдат, увидев Розетту, сидящую на камнях, неподвижную и молчаливую, заговорил с ней. Она, не отвечая, смотрела на него; он говорил сначала по-английски, потом по-итальянски, наконец вытащил из кармана сигарету, сунул ее Розетте в рот и ушел. А Розетта продолжала сидеть - лицо все в грязи, изо рта свисает сигарета,- это могло показаться смешным, если бы не было таким печальным. Наступил полдень, и я, сделав над собой усилие, решила, что мы должны все-таки что-нибудь придумать,- хотя бы достать себе еды; ведь что бы там ни было, а есть-то надо. Я сказала Розетте, что нам придется вернуться в Фонди и найти того американского офицера, который говорил на неаполитанском диалекте: он вроде почувствовал к нам симпатию. Медленно и неохотно направились мы в город. Там опять было оживленно, как на базаре: люди толпились между развалинами домов, лужами, грузовиками и броневиками, а американские полицейские на перекрестках напрасно старались регулировать движение этой толпы несчастных людей. Так мы дошли до площади, и я направилась к зданию муниципалитета, вокруг которого толпилась такая же масса людей, как и накануне: в муниципалитете опять раздавали продукты. На этот раз было все-таки немного больше порядка, полицейские устанавливали людей в три очереди, по количеству американцев, раздававших за столом консервы; около каждого американца стоял итальянец с белой повязкой на рукаве, это были служащие муниципалитета, помогавшие распределять продукты. Среди других за прилавком я увидела вчерашнего офицера и сказала Розетте, что мы станем в очередь к нему, чтобы поговорить с ним. Нам пришлось довольно долго простоять в очереди, пока мы не очутились перед прилавком. Офицер узнал нас и улыбнулся, показывая свои ослепительные зубы:

- Здравствуйте. Ну как, вы еще не уехали в Рим? Я показала на себя и на Розетту:

- Посмотри, в каком мы виде.

Он посмотрел на нас и сейчас же понял, в чем дело.

- Ночная бомбежка?

- Именно так, и у нас больше ничего нет. Бомба разрушила домик, где мы нашли себе пристанище, и наши чемоданы вместе с консервами, которые ты нам дал, остались под развалинами.

Он больше не улыбался. Вид Розетты, ее кроткое лицо, покрытое грязью, были слишком печальны.

- Продукты я могу вам дать, как и вчера,- сказал он,- кроме того, вы получите кое-что из одежды. Больше ничего,  к  сожалению,  я не могу для вас сделать.

- Помоги нам вернуться в Рим,- сказала я.- Там у нас есть и квартира, и вещи - вообще все.

Но он ответил так же, как накануне:

- Как же ты хочешь идти в Рим, если мы сами туда не дошли?

На это я, конечно, ничего не могла ответить и промолчала Он дал нам несколько банок консервов и велел итальянцу с белой повязкой на рукаве проводить нас в другое помещение, где раздавали одежду. Вдруг, уже прощаясь с ним, я сказала, сама не знаю почему:

- Мои родители живут в деревне недалеко от Валлекорсы, или, лучше сказать, жили, потому что теперь я не имею о них никаких сведений. Помоги нам добраться до их деревни. Там я всех знаю, и если даже не найду своих родителей, смогу там как-нибудь устроиться.

Он посмотрел на меня и ответил любезно, но решительно:

- На военных машинах нельзя перевозить гражданских лиц. Это категорически запрещено. Только итальянцы, работающие для американской армии, могут пользоваться военными машинами, да и то лишь по служебным делам. Мне очень жаль, но я ничего не могу для вас сделать.

Сказав это, он повернулся к двум женщинам, которые стояли за нами в очереди; я поняла, что нам больше нечего от него ждать, и пошла вслед за итальянцем с белой повязкой на рукаве.

Как только мы вышли из здания, итальянец, слышавший наш разговор с американским офицером, сказал нам:

- Как раз вчера двух беженцев, мужа и жену, отправили в их деревню на военной машине. Но они могли доказать, что зимой скрывали у себя в доме английского военнопленного. В награду за это в виде исключения их послали на машине в деревню. Если и вы сделали бы то же самое, я думаю, что вас отправили бы без всяких разговоров в Валлекорсу.

Тут Розетта, до сих пор молчавшая, вдруг воскликнула:

- Мама, ты помнишь этих двух англичан? Мы тоже можем рассказать, что они были у нас.

У меня была записка, которую англичане дали мне, уходя от нас; записка была на английском языке, и они оба подписались под ней, я положила эту записку вместе с деньгами. Денег теперь у меня почти не осталось, но записка должна была быть цела. Я совсем забыла о ней, но тут порылась в кармане и нашла ее. Англичане просили меня передать эту записку первому же офицеру союзной армии, с которым мы встретимся. Я сказала радостно:

- Мы спасены!