Чокнутая будущая

– Зависть – плохое чувство, черное. – Я сгладила резкость мягкой улыбкой. – Они ставят «Вия», вот как обойтись без гроба, скажи мне?

Антон был равнодушен и к моим резкостям, и к улыбкам. Он пил кофе, глазел на бабушкин портрет, и было совершенно непонятно, что за мысли бродят в его голове.

Ужасно неприятно, что нет никаких подсказок. Только представьте, как было бы удобно всем жить, если бы наши мысли выскакивали всплывающими строчками над бровями.

– Так он еще и летать будет? Точно не дам, расколошматят к чертям.

– А что, ты собирался его продать после того, как спектакль уйдет из репертуара? Возможно, даже с наценкой: гроб, который выступал в театре! Разумеется, быть похороненным в нем должно быть дороже.

– Мирослава, если Лехе понадобился гроб, пусть покупает. Так и быть, сделаю по-братски скидку в десять процентов.

– Какая щедрость! – Я преувеличенно восторженно округлила глаза. – Лично Алеше гроб, к счастью, пока без надобности. Это дань искусству, понимаешь?

– Понимаю. Но гроб не дам.

Я загрустила. Кажется, наш разговор никак не желал складываться.

– Мезевок аш тият, – вздохнула я и перевела с мокшанского, пока Антон не решил, что я перешла на тарологические проклятия: – Что ж, ничего не поделаешь. На нет и суда нет. Как хочешь, милый Антоша, а я-то в тебя так верила! И Алеше всегда говорила, как сильно повезло ему с братом.

Он перевел взгляд с портрета на меня и рассмеялся.

– Ну, Мирослава, – сказал с укоризной, – даже моя племянница Арина куда ловчее манипулирует людьми. А ей всего девять!

– Да, – согласилась я охотно, – с манипуляциями у меня выходит не очень. Особенно не очень – с тобой. Учитывая все, что между нами будет.

– Что между нами будет? – кисло спросил он. – Опять твои гадательные глупости?

– А вот не скажу! И ничего не глупости! Впрочем, тебе еще предстоит смириться со мной и твоей судьбой.

– Боже мой! – Антон явно пришел в раздражение, но, к счастью, появился Гамлет Иванович и принялся расставлять тарелки.

Я сглотнула.

Конечно, был шашлык, разве можно иначе.

Были рулетики из баклажанов, ека с зеленью и сыром и разноцветные шарики пхали, которые я обожала.

Гамлет Иванович бестрепетно достал из шкафчика бутылку своего вина и рюмки, после чего сел за наш столик.

– Ну, за знакомство, – провозгласил он.

– Я за рулем, – прохладно отозвался Антон.

– А я нет. – Я оживилась.

Гамлет Иванович разлил нам в две смешные пузатые рюмки – почему-то он не любил винных бокалов, – и мы выслушали длинный витиеватый тост о том, что человек без семьи – это виноград без лозы.

Я жадно бросала взгляды на еду и ерзала.

Антон сидел неподвижно. Может, Гамлет Иванович своей витиеватостью вогнал его в анабиоз? Вполне вероятно.

Бабушка всегда говорила решительно: «Ну, будет», а он ей отвечал: «Не дождешься», после чего они наконец чокались.

Я прерывать разглагольствования о виноградных лозах не решалась.

К счастью, все рано или поздно заканчивается, и даже этот тост подошел к завершению. Мы выпили и взялись за приборы.

– Это очень вкусно, – строго сказала я Антону, – ешь.

– Но где шаурма?

– Будет, – пообещал Гамлет Иванович. – Я тебе с собой заверну.

– Гамлет Иванович человек творческий, – пожала я плечами, – он по заказу не готовит. Здесь никогда не знаешь, чем тебя накормят.

– Как можешь ты так говорить, девочка, – разволновался он. – Все приготовлю, что захочешь! Хочет брат твоего мужа шаурмы – будет ему шаурма! Что ты мне гостя огорчаешь!

– Нет-нет, – поспешно сказал Антон, – я просто не ожидал такого роскошного обеда.

– Разве это роскошь! – почти сердито вскричал Гамлет Иванович. – Ты просто не был на обедах моей матушки! Пять видов еки, долма, хоровац, манты с тыквой! Ты никогда не ел досыта, если ни разу не садился за стол моей матушки!

Я с аппетитом лопала шашлык, закусывая лавашом с пхали, и раскаты этого голоса звучали для меня как самая лучшая музыка в мире.

Чайковский с Моцартом заплакали бы, если бы узнали, как мало они стоят по сравнению с этим голосом.

– А как она Славку любила! – продолжал Гамлет Иванович. – Наряжала ее как куклу.

– Моя бабушка не умела ни шить, ни вязать, – закивала я, – но бабушка Ануш из любого махра была способна сшить платье, а из любого клочка шерсти связать шарф. Она и меня всему научила. Это платье я сшила собственными руками.

– Очень выразительное, – вежливо похвалил Антон.

Да, я выросла со стариками в мире теплых пирогов, советов на все случаи жизни и обильных объятий. И в этом мире было очень много любви, еды и сказок.

– К слову о матушках, – Гамлет Иванович посмотрел на меня со значением. – Ты афиши-то видела? Весь рынок ими обклеен.

– Видела и даже купила билеты. У моей мамы гастроли в нашем городе, – поведала я Антону, который внешне не проявлял ни малейшего интереса, но вдруг он втайне сгорал от любопытства.

– Гастроли? – повторил он безучастно. – Ты поэтому в Леху влюбилась? Потому что сама из театральной семьи?