Телеграмма редка длиной ленты: 5,5 м. Даже начальники фронтов не пишут таких.
– Ха-ха-ха!
Посмеёмся вместе с гостями и мы.
Ресторан Восточного Вокзала
– Сегодня в РВВ подают фаршированных кур, финно-угорскую утку в скляре и савойскую пасту! – слышны иной раз утренние переговоры мужчин.
– Может, рыбу в скляре?
– Я сам слышал.
– А у меня кроме ушных раковин мозги есть.
– А сколько курей в насестах?
– Хватает пока. На Благодарение, вот, отец Алексий обещал индейскую несушку поднести. Шибко хороши индейские курочки, говорит. Плодовиты несусветно, и мяса в них по пять фунтов.
– Смеёшься, батя! Уж не страусов ли тебе взамен индеек с Австралии батюшка Алексий выписал?
– А хоть бы и страусов. Хоть бы с Аделайды-порта. Тебе хоть кол теши на башке: сырую картошку с редькой хрумкать горазд, а внучкам моим будет здоровая польза.
В школе натуральный расчёт. Причём, по искреннему желанию, а не по обязательству. Дед – учитель, директор, меценат принимает или отвергает подарки по собственному почину сердца. С бедных не берёт, а за барчуков и зажиточных платы не чурается.
Время обеда.
Пришли и раздеваются в сенцах голодные школяры. Младшие уже оседлали стулья.
– Я не хочу курицы, вчера она была живой! Я ей зёрнышки давала. – Это Даша. И она плачет. Её не удосужились спросить: какую курицу можно резать.
Весь курятник с именами. Есть куры добрые, а есть вредоносные капризницы, которые сами напрашиваются в суп.
– Да, Пеструшка была душевной курочкой. – Это Оля с куклой Катериной в руках. Кукле рассуждения безразличны. Кукла только что примеряла новое платье. Кукла живёт на Земле Королевы Мод. В платьице ей там холодно. Но Олечка не в курсе дела. Тут обман чистой воды.
Михейша – старший брат девочек. Он любит розыгрыши. Это он поселил куклу Катерину на ледяную Землю и убедил Олюшку, что там родина всех её кукол. Дашины куколки и тряпичный их Маркиз ди Палисад живут славно и дружно, как мясо в борще, на скалистом каблуке итальянского сапога. Ленкины – они чопорней – обитают в Лондоне, Париже и Берлине.
– Добросердечная курочка, значит, вкусная, и сердце у неё мягкое. Я буду сердце, – рассуждает лицемерный от возмужалости Михейша. Садится и тянется к блюду.
– Мне, чур, только белого мяса. – Это Ленка-неженка. Она уже успела скользнуть в кабинет и вынырнула из-за портьеры с новой, припасённой заранее взрослой книжкой. И по одной только книжке и по шелесту только что надетого длинного, совершенно не казённого, не школьного платья – с лямками, всего в кружевах и оборках, стало ясно, что она – самая старшая сестра и самая главная героиня обеденного спектакля против остальной мелкоты. И все несчастья транссибирской железной дороги тоже идут от её скорости взросления и поразительно классического вида фигуры от головы до пят, включая главный фэйсад лица. Она не любит пупырчатых шкурок и молочной пенки.
Вот так, ёпть, дак деревня! Где ж такая, чтоб пенок и шкурок не любить?
– Всем сидеть смирно и не рассуждать!
Это баба Авдотья. Она в доме вторая по главности после деда. Рассудительная Ленка на третьем месте. Папа с мамой – декоративные лица. С этим согласны все.
Пришёл дед Федот, в сенцах присел на лавку и отвинтил заиндевелые шнурки оранжевых ботинок с белочным мехом, с голенищами почти до колена, с крючками вместо дырок. Нерусь! Ну что за фасон!
С порога залы, не глядя, заученным движением дед зафинтилил картузного вида утеплённый из нутра берет в вешалку, расположенную к нему под острым углом. Попал. Зимний вариант картузоберета поболтался и затих на счёт «четыре».
– Не фу себе! – вырвалось у Михейши.
Дети застыли в стеклянной неподвижности – каждый со своим съедобным предметом, Смотрят на него, переглядываются и недоумевают: откуда у деда эквилибристская сноровка? Небось, и ножи умеет метать, и мячи в корзину через спину и с центра поля.
– Дед, ты, поди, у Гуда учился? – Это Ленка.
– Чего-чего?
– Ну… у разбойника, у Робина… который.
– А-а-а. Учился слегка. А ты книжку-то почто с собой таскаешь? Умной хочешь выглядеть? Мы и так это знаем. Жиром хочешь помазать устремление твоё, чтоб блистало как Михейшина шевелюра? Неси книгу назад. Потом возьмёшь.
Ленка обиженно ныряет в библиотеку. Теряется на десять минут.
Михейша пощупал причёску: точно, пора кудри стирать. Отвлекающим криком: «Ленка, мясо остыло. Греть тебе не будем».
Баба Авдотья: «А это не твоя забота, милок, а моя».
Дед: «Это её личное дело, может и сама разогреть. А вообще принято сообща сидеть, а не прыгать, кто куда горазд. Может, по очереди будем обедать? Или каждый сам себе начнёт готовить?»
Молчание за столом. Никто не хочет готовить каждый за себя.
Даша сидит на стуле с подложенной подушкой и мотает ногами: «Деда, а ты по проволоке ходишь?
– Чего-чего?
– По проволоке…
– Только по канатам ходил в детстве, по семипальным «пучкам», – ответил дед, ничуть не смутившись.
– Мой точно по канату пройдёт, – думает бабка.
– А через пропасть? – продолжает Даша.
– Не пробовал, детка, а что? Через пропасть пора идти? К кладбищу чоль дорога такая короткая? – и огненно щурится.