Чоновцы на Осколе

— Спешили землемеру корову в Уразово пригнать, да вот, вишь, задержка получилась… А поклон деду от вас передали, и он ждет не дождется, когда к нему в гости пожалуете.

Тараска Двужильный прыснул в кулак.

— Он угостит чем ворота запирают!

Пришел Скобцов. Он принес полный котелок жидкой бурды и кусок ржаного хлеба.

Женька зачерпнул из котелка ложкой, глотнул и, скорчив недовольное лицо, положил на стол ложку.

— Что-то у вас не больно праздничный обед, — заглянув в котелок, заметил Василий.

— Жрите, что дают! — злобно огрызнулся Скобцов. — Угостил бы я вас вот из этого… — Он хлопнул по торчащему из-за пазухи обрезу. — Шляются тут всякие…

Но Тараска Двужильный, увидев на лбу Скобцова огромную шишку, охладил пыл ординарца.

— Ты что, о притолоку башкой задел али под руку атамана в недобрую минуту подвернулся?

Ординарец еще больше нахмурился и ничего не ответил. А Двужильный, облизнув ложку, вылезая из-за стола, проворчал:

— Устроил нам батька пасхальный праздничек, нечего сказать, скоро всех на дубах перевешает…

Он подошел к Василию и, не спрашивая, взял из его рук кисет с табаком, стал закуривать. В землянку вошел Пащенко.

— Пожрут, приведешь ребят к атаману, — приказал он Скобцову. Но, заметив, что ребята не едят, спросил:

— Что, пища наша не нравится?

— Сыты мы, — ответил Женька. — Нас в Меленках Лабуда пасхальным обедом угостил и на дорогу еще полситника и десяток яиц крашеных дал, только, когда вы тут палили из своих ружей и пулеметов, я со страху сжевал все.

— Десяток яиц и полситника?! И не разорвало тебя? Тогда нечего тут прохлаждаться, веди их к батьке, Чего стоишь! — прикрикнул на ординарца Пащенко.

— А это, может, коровка съест, — поднимаясь с места и взяв со стола хлеб, сказал Женька.

— Да, видно, не очень печется народишко о своих защитниках, — заметил, вылезая из-за стола, Василий. — А землемер хотел меня к вам на поправку отправить. «Поживешь, — говорит, — в лесу, свежим воздухом подышишь, сам себя не узнаешь».

— Не узнаешь! — подтвердил рыжебородый Тараска, лукаво подмигнув Василию. — Передавайте привет Михаилу Васильевичу, скажите, благодарен ему Тарас Двужильный за счастливую жизнь!

— Ну, вот, хлопцы, погоните сейчас корову в Уразово. А это вот передашь Софье Никаноровне. — Булатников подал Женьке сделанный из газетной бумаги конверт, зашитый крест-накрест суровыми нитками. — Да смотри, спрячь куда подальше. Потеряешь, голову сниму, — пригрозил он, игриво ковырнув оторопевшего Женьку под ребро большим пальцем, вымазанным чернилами.

— А я запрячу в чулок, — сказал Женька, принимая пакет.

— До переправы проводит мой человек, — продолжал Булатников. — Он подождет тебя на этой стороне Оскола. Принесешь ему ответ от Софьи Никаноровны. Тоже запрячешь его как следует. Понятно?

— Вот, видели как? — Женька поставил ногу на скамейку и запихнул пакет в чулок. — А тут у меня стянуто резинкой, ни за что не выскочит!

— Ну, чего стоишь? Иди наряжайся! — приказал Булатников своему начальнику штаба. — Ничего с тобой не случится, прогуляешься с хлопцами.

Пащенко выбежал из землянки.

— Обмой морду, вон там в котелке вода, — кивнул Булатников Василию.

— Воздух у вас тут хороший, — смывая кровь с лица, сказал Василий. — Хотелось бы мне у вас тут пожить… — И, заметив удивленный взгляд Булатникова, поставил на стол котелок, пояснив: — Михаил Васильевич обещал меня отправить сюда, к вам в лес, на поправку.

— Михаил Васильевич придумает… Что у меня тут, богадельня? И вообще молчи, божий человек, когда тебя не спрашивают, слушайся своего братишку…

ГЛАВА XVII

Солнце стояло над головой, когда Василий и Женька с коровой в поводу, в сопровождении Пащенко, наряженного в красочный украинский сарафан, покрытого голубым шелковым платочком, поднявшись на приреченский косогор, увидели зеркальные воды Оскола. Отсюда до плотины было недалеко. У плотины стояла застава из четырех человек, вооруженных винтовками и ручным пулеметом. На высоком берегу над Осколом прогуливались нарядные приреченские парни и девушки.

— Слухайте, хлопцы! — остановил ребят Пащенко. — Сойдемте трошки с дороги вон на ту полянку, хай корова попасется, а мы под кустиками передохнем.

Ребята покорно последовали за своим провожатым. Сели под колючими кустиками боярышника, уже трепетавшего при дыхании ветерка клейкими зелеными листочками. Василий держал корову на поводу. Пашенко, задрав расшитый подол сарафана, присел на корточки и стал из-за кустов внимательно разглядывать патрулей, стоящих на переправе, гуляющих на другом берегу парней и девчат.

От крайней хаты Зареченской слободки в сопровождении мелодичных звуков гармоники долетали слова знакомой задорной песни: