А поезд сник. Латунь, медь — все то, что раньше блестело, покрылось ржавчиной. Краска потеряла цвет, а у дерева был такой вид, что тронь его и рассыпется в труху. Над некоторыми вагонами дрожал воздух, будто там что-то испаряется, а грузовой, используемый для эвакуации все еще дымился.
Уставшие, пришибленные люди бродили вдоль поезда. Все какие-то пришибленные и бледные, перегрузка сначала от фобосов, а потом повторно от выброса силы им тоже нелегко далась. Купцы — как по классике, толстый Куркин и тонкий Шмидт, вместе с Флинтом пытались организовать потерянный народ.
Два стражника выносили тела и складывали их вдоль поезда. Несколько купеческих работников, под присмотром усатого дядьки с папкой и карандашом в руках, вытаскивали уцелевшие ящики. Тут же их вскрывали, и под опись либо бросали с насыпи, либо уносили на полянку, где образовалось нечто похожее на лагерь. Натянули тент над лежачими и развели костер.
М-да, соотношение живых к мертвым удручало. Я насчитал всего десять «пинкертонцев». Четверо из которых лежали в лагере вместе с ранеными гражданскими, еще трое установили пулемет на опушке, и охраняют какой-то сундук, фонивший защитными символами.
Вокруг раненых, как электровеник, крутилась Олеся с растрепанными волосами и красными щечками. Хорошо она силы хапнула, аж пар от нее шел. Гражданских чуть побольше, как бредящих без сознания, так крутившихся вокруг.
Кто не был занят поиском уцелевших вещей и обыском поезда, тот строил лагерь. Мужики расширяли навес, рубили ветки для костра и под спальники. А вот ученых я не видел вообще, горстка тубусов лежала возле третьего вагона и все.
— Мы здесь надолго? — я обогнал Гидеона, всматриваясь в лагерь и пытаясь понять, что у нас по припасам.
— Зависит от того, когда следующий поезд пойдет, — пожал плечами священник. — Либо нас хватятся на следующей станции.
— Как-то сообщить можно, в Орден весточку передать? — я испуганно дернулся и полез проверять, на месте ли жетон.
— Так сразу отправили, только здесь ни одного нормального отделения на сотни верст вокруг, так сторожки мелкие, — Гидеон почесал затылок, — И не хватится нас никто, как я понял, артель пыталась тайно проскочить, чтобы засад меньше было.
— А расписание есть? Может, тут, как в метро, каждые пять минут новый поезд?
— Сплюнь, чудное какое слово, накличешь еще, что новый разрыв откроется. — Гидеон замахнулся, будто перекрестить хочет, но просто махнул рукой и полез в карман за фляжкой. — Раз в две недели здесь новый поезд, тут тебе не центр.
— Может «буханка» на ходу? — мы как раз подошли к платформе и заметили Захара, что-то ковыряющего в кабине.
Сам спросил, сам себе ответил — не на ходу. Рыкнула, перепугав Захара, что тот аж дернулся, ударившись о стойку. Но при всей радости деда, пославшего мне резкую волну эмоций и совсем реально сжавшего мое плечо, моторка к поездке была не готова.
Скатилась с платформы и, явно что-то себе погнув, накренилась и застряла в железках.
— Захар, как сам?
— Погнуло меня немного, — управляющий махнул протезом с загнутым в сторону крюком. — Но я все равно целее, чем Гордей. Рад, что ты справился. Я чувствовал, как Гордей в тебя верит. Так странно, его уже давно нет с нами, но все-таки он с нами.
— Не раскисай, железяка, заржавеешь, — я обнял его и почувствовал, что старик еле на ногах держится, хоть и храбрится. — Давай-ка лучше в лагерь, отдохни, а мы тут поколдуем сами.
— Ща, знаю я вас, сломаете еще что-нибудь. Сейчас здоровяк вернется, поднимем ее, ущерб оценим, — Захар улыбнулся, заглянул в кабину и протянул мне финку. — Негоже так инструментом разбрасываться, нам страховка не положена. Я уже узнавал и у Шмидта, и у Куркина.
— А Банши где?
— Так, со Стечей вагоны чистят, хрень какая-нибудь могла остаться, — Захар кивнул на маленький обгорелый шестилапый трупик, из которого торчал осиновый кол. — Вы разрыв подчистили? Проверять не надо за вами? Ой, по запаху сивухи чую, что надо…
Кажется, жизнь налаживается.
Стабильность — это хорошо. Один торгуется, другой пьет, «буханка» требует ремонта. И фобосы притихли — чувствую, что Ларс дуется, высматривает бабушку Олеси, практически полностью скрытой под аурой деда, а Муха дрыхнет в обнимку с Белкой, почти вернувшуюся к нормальным размерам. А мэйн — это мэйн, молча вынырнул из анабиоза, помог вытащить и выровнять на платформе «буханку», и также молча нырнул обратно.
Стеча только удивил — появился взъерошенный, с едва сдерживаемой улыбкой. Оказалось, что здоровяк тоже «подрос», и теперь может уходить в тени аж на несколько минут без потери сознания. Банши на него покрутила у виска, обозвала дурнем, которого надо будет в лес отнести, когда он свой максимум проверять пойдет. А то видишь ли, прямо в поезде надумал это сделать.
Пока мы приходили в себя, шутили и дурачились, отпуская нервное напряжение, к нам подошел Флинт.