А еще в корнях одного из деревьев я увидел раскуроченную нору с маленькими, разорванными в клочья меховыми тушками. Некогда белые и пушистые, с красивым мехом зверьки сейчас выглядели так, будто их в блендере нашинковали. Один мертвый комочек был покрупнее, остальные совсем еще крохотули, в ладошку поместиться смогли бы.
Мать до последнего защищала потомство, ее оскаленная мордочка вся была измазана в зеленой крови селенопсов. Эх, не повезло, что разрыв прямо с норой открылся!
– Хр-р, помохи, х-р, – прохрипел Степка, или как там его звали, и я смог оторваться от мертвых зверьков.
Что-то было не так. Над пушистыми трупиками кружило серое марево, будто души зверьков еще не покинули тело, а только-только вырвались наружу и еще не поняли, что произошло и что делать дальше.
Я бросился к разрыву, на ходу доставая зажигалку. И опять залип, глядя на вспыхнувшее пламя. Горело красиво, гипнотически красиво переливались радужные цвета, стали появляться и лопаться иллюзорные нити, шедшие к деревьям. И еще одна волна света пробежала к разоренной норе, будто качнув туда энергии.
– Эк тебя раскурочило! – послышался голос Захара, и следом треск ломаемой коры. – Матвей, подсоби, а то не дотянусь.
Кора на деревьях, в тех местах, где она наросла на людей, начала сохнуть, трескаться и отваливаться кусками. Я даже обернуться еще не успел, а со всех сторон стали падать тела на землю, в том числе и Степка, чуть не придавивший Захара.
– Да, куда ж ты прешься, увалень? – заворчал Захар, неожиданно перейдя на крик. – Матвей! Справа! Жги фобоса скорее, пока он силу не набрал!
Я инстинктивно отпрыгнул в сторону и обернулся на нору. Действительно, над кучей трупиков сформировался призрачный силуэт маленького зверька. Но он не был тем тошнотворным мрачным сгустком, к которым я привык. Но и светлым он не был. Тьма то накатывала, то отступала, будто зверек линял – то белая шкурка, то черная и обратно.
– Это что с ним? – спросил я. Щелкнул зажигалкой и стал подкрадываться к фобосу.
– Не созрел еще просто, – ответил Захар и поднял обрез, подстраховывая меня. – Видать, только что помер, страха натерпелся, и разрыв его силой напитал, вот душа и не ушла. Это горностай. Что же это за изверги такое сотворили? Э-эх, такой мех испортили!
Интересное кино получается. Вот как, оказывается, появляются фобосы! Боль, страх – взболтать, но не смешивать, а сверху приправить энергией из разрыва. И готов озлобленный на весь мир опасный призрак. Ну а если перехватить? Может, еще не поздно?
– Захар, подожди! – Пусть это очередной эксперимент, но я хотел попробовать. – Степку лучше проверь, что он стонет-то? Закончилось уже все.
Я спрятал зажигалку и мысленно потянулся к зверьку. Представил себе сначала котенка, а потом щеночка – маленького неуклюжего и смешного. Стал шептать что-то ласковое, но все мои посылы налетели на черное состояние призрака.
Горностай подпрыгнул и ощерился. А я затих, даже отступил на шаг, чтобы не спугнуть. Выждал, когда появятся светлые оттенки, и послал новый сигнал. Мысленно я старался выманить зверька поближе, отлететь из семейной могилки и буквально не смотреть вниз.
Если сущность горностая сейчас мечется, то нельзя возвращать ее в пучину боли и страха. Слово за слово, образ за образом – призрачный зверек начал поддаваться. Перестал мигать, принял белую шерстку, а к черной возвращался только урывками: передергивался всем телом и чернел на секунду-другую, быстро возвращаясь на светлую сторону.
Еще миг – и прозрачный нос ткнулся в мою ладонь. В голове вихрем пронеслись короткие обрывки воспоминаний: влажный нос матери и теплые бока братьев и сестер, зубастая морда летучей мыши, страх и боль. Но следом пришло ощущение безопасности, чувство правильного выбора и принятие меня в качестве если не старшего брата, то доброго дядюшки. Все, слияние завершилось.
– Ну и что мы с тобой будем делать?
Я смотрел, как призрачный зверек, забыв уже все печали, взобрался по моей руке, заскочил на воротник и несется обратно.
– Ты вообще кто? Мальчик или девочка?
Я подхватил почти невесомого зверька, чувствуя, как тонким ручейком он тянет из меня силу. Перевернул и почесал под мордочкой. С потоком моей энергии у него появилась плотность и на ощупь он стал почти как живой, только шерсть не чувствовалась.
– Раз ты девочка, то назову тебя Белкой, – сообщил я и горностай аккуратно прикусил мой палец, видимо одобряя. – И что нам с тобой делать?
Суперсил у Белки я не почувствовал. Горностай, насколько я помню, хищник, но… нюх у меня не обострился, слух тоже остался на прежнем уровне: я слышал только сопение Захара и Степкин храп. В общем, никаких навыков я не чувствовал. И тогда попробовал слиться с духом иначе: как с Ромкой в инквизиции. Представил, что сам превращаюсь в горностая, что не я его поглотил, а он меня.