Чорная тайна Есенина

И больше – ничего. Любовь, в которой он пытался найти спасенье, оказалось только «чувственной вьюгой», «чувственной дрожью» (Сравни «Москва Кабацкая») и поэтому не спасительной, но гибельной.

Женщины оказались «легкодумными, лживыми и пустыми». («Чорный Человек»). Вообще из последних стихов Есенина видно, что он не хочет любви и боится ее. Кажется, кроме призрака чорного человека, его преследовал призрак некой чорной женщины, которая была ему не менее страшна.

И все на земле ему было страшно и противно под конец жизни.

Прежде он воспевал восхищенно «Русь», «Страну родную», а иногда (хоть и неудачно), «Страну Советскую». Теперь и родина ему опротивела:

Этот человек
Проживал в стране
Самых отвратительных
Громил и шарлатанов.

Так Есенин разочаровался решительно во всем – и сам наметил своей конечной целью – самоуничтожение.

Друг мой, друг мой, прозревшие вежды
Закрывает одна лишь смерть.

(«Москва Кабацкая»)

Которая и показана в «Чорном Человеке»:

И, гнусавя надо мной,
Как над усопшим

монах,Читает мне жизнь
Какого-то прохвоста и забулдыги.
Нагоняя на душу тоску и страх.
Чорный человек,
Чорный, чорный…

(Чорный монах, читающий над усопшим – типичная галлюцинация при белой горячке).

«Чорный Человек», как произведение литературное, страдает целым рядом промахов и недостатков. О них мы поговорим ниже. Но приходится признать, что некоторая убедительная правдивость в поэме наличествует – не потому ли, что призрачный образ Чорного человека для Есенина был последней и непревзойденной реальностью?

Безумие, бред, с которого начинается поэма – уже во второй строфе разрастается до пределов полной галлюцинации:

Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица,
Ей на шее ноги
  Маячить больше не в мочь.
Чорный человек,
  Чорный чорный,
    Чорный человек.
На кровать ко мне садятся
  Чорный человек
Спать не дает мне всю ночь.

Это уже сплошной бред, душевный тик. «На шее ноги» – образ, нормальным сознанием почти не воспринимаемый.

Если эти стихи показать врачу-психиатру, он, конечно, не скажет: «имажинизм» или «крестьянская поэзия». Он скажет: «бред преследования» и будет прав.

Действительно, если мы проследим бредовые образы поэмы «Чорный Человек» и сравним их с бредовыми образами, которые видит больной в белой горячке, – мы увидим, что образы эти, в сущности, одни и то же. Вот как описывает Э. Крепелин бред при delirium tremens, психическом заболевании, являющемся следствием «продолжительного злоупотребления алкоголем».

– «Зрительные обманы носят необычайный характер.

Больной видит „стеклянных людей“, – „всадника – на ходулях“…

Некоторые восприятия могут наводить на него страх: черные люди… огненные всадники… привидения».

Неправда ли, эти цитаты из учебника психиатрии чрезвычайно напоминают выдержки из поэмы Есенина «Чорный человек»? Далее это сходство еще разительнее:

«У двух черных людей вырастают из рук мыши. Нередко разыгрываются более или менее сложные события.

В комнату врываются люди… К обманам зрения присоединяются обманы слуха, в форме человеческой речи.

В большинстве случаев голоса… всячески бранят и грозят ему (больному). „Что это за оборванец“. – слышит он; „он лентяй, сволочь, лжец“… „Ты никуда негодный человек“. „Мы его умертвим, его песенка спета“. „Эй, ты, бродяга“.»

Мы позволим себе еще раз привести соответствующие цитаты из «Чорного человека»:

…Какого-то прохвоста и забулдыги…
Самых отвратительных громил и шарлатанов.

И опять из Крепелина:

– «Больные видят беспутства, совершаемые девушками и мужчинами».

И – соответственно – из Есенина: