Я очень жалел, что не вывез десятка два подобных зеркал, потому что от покупателей у меня не было отбоя.
Кто только ни мечтал приобрести это восьмое чудо вселенной! Старьевщики, торгующие поношенным платьем, издатели книг, отвергнутых читателем, банки с бронзовым вексельным портфелем, директора компаний с дутыми капиталами, лидеры партий, не выполнивших обещаний избирателям, правительства, выпускающие неполноценную монету, – все они наперебой осаждали меня и предлагали довольно-таки почтенные суммы.
Многие всерьез полагали, что если снабдить подобными зеркалами каждого из жителей страны, то всеобщее благосостояние наступит сразу и безо всяких переворотов. В этом я не разуверял никого и за крупную сумму продал зеркало одной из фабрик, до сих пор старающейся раскрыть секрет изобретения.
Долго не мог я отвыкнуть от усвоенного мною в Юбераллии способа выражения мыслей и часто называл предметы не теми именами, которых они заслуживали.
Так, бессовестных людей я называл дипломатами, бомбардировку мирных городов – демонстрацией, завоевание небольших государств – экспедицией, шпионаж – информацией, грабеж – налоговым обложением, разбой – колониальной политикой.
Я называл также трусость – осторожностью, бегство – переменой позиции, экзекуцию – убеждением, голод – отсутствием аппетита.
Привычка эта оказала мне немалую пользу в беседах с государственными людьми. Пользуясь этим языком, мы прекрасно понимали друг друга и даже могли высказывать вслух самые сокровенные мысли.
Но матросы и докеры, с которыми я сталкивался по профессии капитана дальнего плавания, фермеры и батраки, с которыми имел дела по имению, громко хохотали надо мной, когда я пытался объясняться с ними на этом языке.
Эти грубые и простые люди усвоили себе противоположную привычку.
Так, обыкновенную торговлю они называли грабежом, хозяина – кровопийцей, работу – каторгой, свое имущество – барахлом, полицейского – фараоном, парламентские дебаты – брехней.
Признаться, этот язык больше нравился мне. Он напоминал по своей ясности и недвусмысленности мудрое красноречие гуигнгнмов.
Фермер, спасший меня в лесах далекой Юбераллии, которою я несправедливо принял за еху, научил меня иначе, чем прежде, относиться к подобным ему людям и уметь сквозь показную грубость и грязь находить в них золотое сердце.
И когда человеческая злоба, тупость, хитрость, алчность, мракобесие и ложь, прикрытые лицемерием и ханжеством, чересчур раздражали меня и грозили очередным припадком мизантропии, – только к этим людям обращался я теперь за сочувствием и пониманием и всегда находил его.
Приложение
Л. Палей. Мих. Козырев. – «Дотошные люди»
Объектом рассказов Козырева является большей частью та самая жизнь современной русской деревни, которую описывают «Шутейные рассказы» Шишкова. Но тогда как «Шутейные рассказы» – веселые, юмористические, в рассказах Козырева силен элемент сатиры, сарказма. Это их достоинство, потому что юморист просто развлекает читателя, (сатирик же выполняет некую общественно-полезную функцию. Другое дело – насколько Козырев способен успешно это дело выполнить. На наш взгляд, ему недостает многого, и, в первую очередь, – глубины. Его сатира, правда, зла, но в ней незаметно того интереса к людям, какой отчетливо чувствуется и у Шишкова и у других наших юмористов (Инбер, Зощенко). От этого его рассказы неизменно поверхностны и большей частью отдают простым зубоскальством.
Между тем, у Козырева богатый материал. Жизнь деревни он, видимо, знает. В его рассказах и очерках – галерея отрицательных типов деревни: шкурник, самозванец-инвалид, липовый бедняк, ложный общественник, пьяницы, деревенские бюрократы и взяточники, неудачные сельсоветчики, комитетчики и кооператоры и т. п. Все эти лица показаны очень живо и наглядно. Конечно, такое сатирическое изображение жизни, «с одного боку», имеет свое, давно утвержденное, право на существование. Но в данном случае за ним не чувствуется никакой социальной установки. Впечатление такое, как будто автору нужен просто материал для сатиры, и он берет его, радуясь, что жизнь дает его столь много; так врач-корыстолюбец радуется обилию больных.
Некоторые рассказы, главным образом в отделе «Необыкновенные истории», выводят отрицательные типы горожан – взяточников, бюрократов, авантюристов, прогульщиков. Они умело сделаны и читаются с интересом. Козырев хорошо владеет сюжетом. Правда, он большей частью не прорабатывает сюжет глубоко, набрасывая лишь схему его. Поэтому рассказы имеют привкус газетного фельетона.
Кроме мелких рассказов в книге имеется небольшая сатирическая повесть «Нечистая сила», описывающая «чудеса», произведенные церковниками в уездном городе в связи с изъятием церковных ценностей. Повесть умело скомпонована в отношении сюжета и отличается яркой живописью людей и обстановки, но обладает всеми отмеченными выше недостатками рассказов Козырева.
Книжка отвратительно сброшюрована.
Н. Умрюхина. Козырев Михаил Яковлевич
Василий Владимирович Веденеев , Владимир Михайлович Сиренко , Иван Васильевич Дорба , Лариса Владимировна Захарова , Марк Твен , Юрий Александрович Виноградов
Детективы / Советский детектив / Проза / Классическая проза / Проза о войне / Юмор / Юмористическая проза / Шпионские детективы / Военная проза