Михайло. Я, Матрена Никитишна, человкъ смирный, мъ, что дадутъ, разносоловъ не спрашиваю, вина не пью, въ подкаретную, въ орлянку не играю. A вотъ безъ лса гршенъ, жить не могу. Душа дубравы просить… Душитъ меня возл жилья.
Матрена. Человку, который вольготу возлюбилъ, y насъ въ Волкояр сласти немного.
Михайло. А – кому въ душу совсть дана – даже и несносно. Пьянство, безобразіе, двки, своевольство. На конюшн каждый день кто ни кто крикомъ кричитъ…
Матрена. Княжая воля.
Михайло. A ужъ князя этого такъ бы вотъ и пихнулъ къ болотному бсу въ трясину!
Матрена. Что ты? что ты? Любимый-то егерь его?
Михайло. Что любимый? Я справедливость люблю, меня подачкою не купишь. Я за справедливость-то, можетъ, людей…
Матрена. Что?
Михайло. Ничего…
Матрена. Ой, Давыдокъ! Давыдокъ!
Михайло. Тиранство мн его несносно видть. Сколько народу изъ-за него мукою мучится…
Матрена. Ужъ чего хуже? Родную дочь – и ту томитъ, словно въ острог.
Михайло. Кабы не вы, Матрена Никитишна, я давно навострилъ бы лыжи.
Матрена. На что я теб далась?
Михайло. Эхъ! Чувства мои нераздленныя, и страданіе въ груди!
Матрена. Нжности!
Михайло. Матрена Никитишна! Отчего вы столь жестоки – не желаете мн соотвтствовать?
Матрена. Ой, что ты, Давыдокъ?
Михайло. Чмъ я вамъ не пара законъ принять?
Матрена. Какой съ тобою законъ? У тебя, сказываютъ, первая жена жива.
Михайло. Жива, коли не померла… Это врно. Только я отъ нея разженился…
Матрена. Такого правила нтъ.
Михайло. Есть правило. Ежели баба о муж, муж о жен десять годовъ встей не имютъ, – могутъ новый бракъ принять.
Матрена. Страшно за тебя идти-то: ишь кулачищи… Убьешь, – и дохнуть не дашь.
Михайло. Зачмъ убивать? Грха на душу не возьму.
Матрена. А съ обличья ты – сейчасъ съ кистенемъ на большую дорогу.
Михайло. На большой дорог и безъ убійства работать можно очень прекрасно.
Матрена. Ишь ты! A ты работалъ что ли?
Михайло. A ужъ это наше дло: «нтъ», не скажу, a «да» промолчу.
Матрена. Видалъ ты виды, Давыдокъ!
Давыдокъ. Волю зналъ за волю стоялъ. Кабалу позналъ, – ну, стало быть, и жди, терпи, помалкивай… (
Матрена. Чего рылъ, старикъ? Али клады копаешь?
Антипъ. A ты что знаешь? Можетъ, я ихъ не копаю, a закапываю.
Михайло. Это онъ, Матрена Никитишна, безпремнно щикатунку свою закопалъ. Щикатунка y него такая есть. Когда спать ложится, подъ голову ставитъ. Надо думать: большіе милліоны спрятаны.
Антипъ. Хочешь, наслдникомъ сдлаю?
Михайло. Ну тебя! Можетъ быть, тамъ y тебя колдовство?
Антипъ (
Михайло. Когда этотъ Антипъ будетъ помирать, безпремнно потолокъ надъ нимъ разбирать придется, потому что своею волею душа изъ него не выйдетъ: не охота ей къ нечистому-то въ зубы идти.
Матрена. Ну, ты, однако, «его» не поминай. Время вечернее.
Антипъ. A вотъ и красавецъ нашъ.
Михайло. Мсяцъ съ одной стороны, онъ съ другой.
Матрена. Откуда восходишь, красное солнышко? Второй день не видать, думала, что волки съли.
Конста. Гд былъ, тамъ нту.
Матрена. Рычи на мать-то, рычи…
Конста. Отвяжись… Тошно мн!.. Тошно!..
Михайло. По городу заскучалъ?
Конста. Не знаю… Бсы во мн… Тошно.
Михайло. Вона! Еще изъ Антипки не вылзли, a въ тебя уже влзли?..
Конста. Дурова голова!
Матрена. Слава Богу! Пожаловалъ милостью! До сихъ поръ одна Зинаида бшеная была на рукахъ, a теперь вся честная парочка.
Антипъ (
Михайло (
Князь. Вы вс… здсь? Это хорошо…
Антипъ (
Конста. Сейчасъ…
Антипъ (
Конста. Надолъ ты мн, старецъ! Вотъ что!
Антипъ. Въ старину тоже, сказываюсь, случай былъ: поставили козла стеречь капусту…
Конста. Опять ты?
Антипъ. Чего?
Конста (
Антипъ. Ужъ и колдунъ?
Конста. Что я буду длать? Гвоздь y меня въ мозгахъ… всю вселенную она мн заслонила!
Антипъ. Стало быть, здорово забрало.