Чозения

— Закройте дверь покрепче. Этот разбойник рядом ходит.

«Разбойник» на самом деле бродил вокруг избы, кашлял, и хрипел, и временами начинал вопить от гнева и обиды.

Амур как бросился сразу под нары, так и не вылезал оттуда. Поглядывал как из крепости. Северин набросил крючок, всунул в ручку двери жердь и сел возле стола, спиною к нарам. Развернул «журнал».

Записи были всякие. От серьезных до легкомысленных.

«Видел уссурийского трубконоса на границе лианников». Подпись. Дата.

«Маша, ты трясогузка. Не верти все время хвостом». Дата. Подпись неразборчива.

За спиной Северин слышал шелест платья, шуршание сена, слабое потрескивание досок.

«Обнаружил орехового листоеда недалеко от второго кордона. Нужно браться за дело, иначе не миновать повторения 1960 года».

«Интересно посмотреть, как чувствовали бы себя Вася и Алена, если бы им довелось сесть на гнездо земляной осы».

«Дуб ты, Петр».

«Нашел древесного реликтового таракана. Полагаю, что живородный. Проследить за районом на север от Мертвого Ключа».

«Студенты-практиканты, не обижайте полозов Шренка. Они удавы, а значит, родственники вам».

«Радочка, прелестный молодой миромиколог! Разве таким ручкам с муравьями возиться? Целую их». Подпись неразборчива.

«Муравьев или руки?»

«Руки, да только не твои, зеленая кваква».

Веселые, молодые, с твердой надеждой на счастье, по-мудрому легкомысленные. Все перед ними. Почему так не везет ему?

— Можете укладываться, — тихо сказала женщина.

Северин оглянулся. Она лежала, прижавшись к стенке. Темные глаза смотрели в потолок, голые руки на одеяле. Губы твердо сжаты. Будрис грустно усмехнулся, встретив ее вопросительный, таинственный взгляд. Словно на минуту она все-все в нем поняла, а потом отвела зрачки.

Сердце сжалось. Чувствуя, что все кончено, он дунул на лампу, забрался на нары и лег на спину, закинув руки за голову. Темное окно в избушке посветлело. Как густая сажа, чернел мрак.

XII. ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ

Ночью где-то далеко в горах кричали и хрипели косули. Казалось, что это они не дают спать. Крик их был очень похож на крик тигра, даже странно было, что такое нежное создание может извергать такие звуки.

И ходил, ходил, кругами ходил вокруг лесной избушки леопард. Иногда рычал. Что-то выжидал в глухой темноте.

Будрис чувствовал, что она не спит. Оттуда, где лежала она, не долетало и шороха, но он был уверен, что она не спит и знает, что не спит и он. Все же надо было лечь на улице. У большого костра. Амур пусть себе в доме, а он — у огня. В домике очень жарко. А там ночь, тишина, звезды. Черт с ним, с этим бандитом-леопардом. Ничего бы не случилось. Винтовку под бок — и все.

Не спит. Ей было бы спокойнее, если бы он лег у костра. Уснула бы. Спала бы спокойно, а завтра встала бы навстречу заре, навстречу джунглям, навстречу умытому солнцу.

Будь спокойна, девочка. Будь спокоен, человек. Будь спокойна, чозения.

Все вернулось на круги своя. Живи по-старому. Смертельно жаль, что получилось так. Завтра он уйдет. Они никогда больше не увидятся. Она останется здесь. Будут летать ночные бабочки, шагать звериными тропами изюбры, трепетать на ветру прозрачные чозении.

А он поедет к себе. Скажет шефу, что не надо ему этого «возврата к природе», что чихать он на этот возврат хотел. Будет хорошо с головой — пусть будет. А нет — так нет. Ему все равно. Пусть шеф дает работу. Чем хуже, тем лучше. Наконец, даже психику можно взять в железные перчатки и держать, пока хватит сил, в руках. Чего там, собственно, распускаться?

Он представил знакомые дома. Кафе, в котором ребята спорят вечерами. Круглую крепость синхрофазотрона.

Черт, опостылело ему это «опрощение», «примитивная и здоровая жизнь номада и охотника», «непосредственная, первобытная простота нравов». Прекрасная простота! Нигде он и думать не мог увидеть такую мудреность. Гори оно все ясным огнем.

…Вот он приходит в здание синхрофазотрона… Кольцо из двух огромных сомкнутых магнитов… Свет пультов… Люди в белом. Привычная, понятная работа. Ступеньками, как по виадукам, можно пройти над металлической махиной и… спуститься внутрь кольца.

Рев леопарда?

Да нет, просто заревела сирена. Предупреждает, что скоро начнутся опыты. Правильно, как раз два часа. Замигали лампы. Бог ты мой, разве он глухой, что необходим и сигнал светом?!

Но ведь бывают и глухие. Все предусмотрено.

Он не трогается с места, будто все это его не касается. Голос динамика:

— Граждане, просим покинуть помещение… просим покинуть помещение. Начинается смена… начинается смена…

Голос — лязг, голос — удар. Люди торопливой походкой устремляются к железным лестницам, взбегают на них, идут над громадиной, спускаются с другой стороны, исчезают. Грохочут под их ногами ступеньки.

Снова сирена. Снова предупреждение из динамика Идут люди в белом, осматривая помещение, не остался ли кто случайно. Забавно, что они не видят его. Проходят мимо.