Читаем Чрезвычайный посол полностью

— Стихотворения? Так, значит, ты поэт?

— Нет, их сочинил Мамиллий.

— Я мог бы догадаться. Софокл, Каркид — ничего не скажешь, хорошо начитанный юноша!

— Это прославит его. Прочитай другое стихотворение, Цезарь. Оно точная копия первого. Я изобрел способ размножения книг. Я назову его печатанием.

— Но ведь это… это еще одна скороварка!

— За один день взрослый мужчина с подмастерьем смогут сделать тысячу экземпляров книг.

Император оторвал взгляд от бумаг.

— Так мы сможем выпустить сто тысяч экземпляров Гомера!

— Миллион, если захотим.

— Прекратятся стенания поэтов, у которых нет слушателей…

— И денег. Никаких рабов-переписчиков. Поэты, Цезарь, начнут продавать свои стихи мешками, как овощи. Последняя судомойка утешится величием нашей афинской драмы.

В волнении Император сел.

— Подумать только, своя публичная библиотека в каждом городе!

— И в каждом доме.

— Десять тысяч экземпляров любовной лирики Катулла…

— Сто тысяч книг Мамиллия…

— Гесиод придет в каждый сельский дом…

— На каждой улице будет свой писатель…

— Горы исчерпывающих данных и лавина информации по любому предмету…

— Знание и образование в массы…

Император снова лег.

— Постой. А нам хватит гениев? Часто ли рождаются Горации?

— Пустое, Цезарь. Природа изобильна.

— Ну а если мы все начнем писать книги?

— Почему бы и нет? Интересные биографии…

Император напряженно всматривался в запредельное — он смотрел в будущее.

— «Дневник провинциального губернатора», «Как я строил стену Адриана», «Моя жизнь в обществе. Сочинение многоопытной дамы».

— А ученые труды?

— «Пятьдесят интерполированных поправок к Морскому регистру», «Метрические инновации в мимиямбах Геронда», «Сублимированный символизм первой книги Евклида», «Пролегомены к исследованию остаточных тривиумов».

В глазах Императора мелькнул ужас.

— История — «По следам Фукидида», «Воспоминания бабушки Нерона».

Фанокл сел и радостно захлопал в ладоши.

— Не забудь отчеты и проблемные записки, Цезарь!

Ужас в глазах Императора рос.

— Военные, страноведческие, санитарные, евгенические — все придется читать! Политические, экономические, пастушеские, огороднические, приватные, статистические, медицинские…

Император, шатаясь, поднялся на ноги. Он воздел руки к небу, закрыл глаза, лицо его исказила гримаса отчаяния.

— Почему кастрат не поет?!

Голос зазвучал уверенно и бесстрастно.

Император открыл глаза. Быстрым шагом он подошел к одной из колонн и, постепенно приходя в себя, принялся похлопывать ладонью по камню. Потом поднял голову и долго смотрел на мерцающее созвездие, висевшее в хрустальных сферах. Мало-помалу он успокоился, хотя все еще изредка вздрагивал. Наконец он повернулся и внимательно посмотрел на Фанокла.

— Итак, мы говорили о твоей награде.

— Я во власти Цезаря.

Император приблизился к Фаноклу и спросил дрогнувшим голосом:

— Ты хотел бы стать послом?

— Даже в самых смелых снах я никогда…

— Тогда у тебя будет предостаточно времени, чтобы изобрести прибор, указывающий на север. Кстати, взрывчатку и машину для печатания можешь взять с собой. Я тебя сделаю чрезвычайным и полномочным послом. — И, помолчав, добавил: — Фанокл, друг мой, я хочу, чтобы ты поехал в Китай.

Перейти на страницу:

Все книги серии Бог-скорпион

Бог-Скорпион
Бог-Скорпион

В 1971 г. Голдинг выпустил в свет сборник «Бог-Скорпион», повести которого переносят читателя то в Древний Рим («Чрезвычайный посол»), то в первобытную Африку («Клонк-клонк»), то на знойное побережье Нила в IV тысячелетие до новой эры («Бог-Скорпион»). Заглавная повесть сборника представляет собой небольшую стилизованную зарисовку из жизни древних египтян. Голдинг, с детства увлекавшийся историей и мифологией Древнего Египта, с наглядностью почти кинематографической воспроизводит быт, нравы и обычаи древнеегипетского царства. Однако и в этой повести, как всегда у Голдинга, первостепенное значение имеет не историческая достоверность изображаемых событий, а их нравственно-философское содержание.Параболический, философский смысл «Бога-Скорпиона» рождается из столкновения наивных, освященных традицией верований, господствующих при дворе стареющего Патриарха, Повелителя Верхних Земель, и «крамольных» суждений Лжеца, играющего при Патриархе роль шута.

Уильям Голдинг

Проза / Классическая проза / Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги