Чтение мыслей. Как книги меняют сознание

Гизела никак не может понять смысл этого предложения. Ей становится интересно, что имитируют ее синапсы, пытаясь интерпретировать текст. Она перечитывает отрывок, на этот раз очень медленно, и старается визуализировать процесс имитации во всех подробностях.

Конкретное содержание чувственной достоверности придает ей непосредственно видимость богатейшего познания, больше того, видимость познания бесконечного богатства…

Вначале ей представляется конкретное содержание в форме твердого темно-серого гранитного блока, встроенного в чувственную достоверность, которая ярко-желтым удовлетворением светится в груди Гизелы. В центре ярко-желтой достоверности и, следовательно, в центре грудной клетки находится твердый гранитный блок конкретного содержания. Все это дополняется богатейшим познанием в виде белого свечения. Гизела возвращается к тексту Гегеля:

…больше того, видимость познания бесконечного богатства…

Значит, сверху должно быть еще больше белого свечения познания, на фоне которого темнеет богатство: к этому добавляется нечто землистое, так что теперь усилившееся трехкратно свечение и твердый блок гранита располагаются как внутри грудной клетки Гизелы, так и за ее пределами.

Далее она читает:

…для которого одинаково не найти предела как тогда, когда в пространстве и во времени, где оно простирается…

То есть нечто простирается, однако процесс визуализации Гизелой простирания в пространстве и во времени затормаживается, так как она не знает, относится ли слово простирается к содержанию или к богатству. По этой причине она не может решить, должно ли ее воображение простираться в соответствии с модусом мягкого, лишенного напряжения богатства или в соответствии с модусом содержания с его острыми краями и, следовательно, намеренно напирающего. Пока она размышляет, этот процесс уже давно идет, и Гизела дает ему волю, начиная простираться всеми возможными способами. Теперь гранит и ярко-желтое светлое свечение теснятся и расширяются в ее груди одновременно. Гизела старается не шевелиться, потому что боится нарушить этот процесс. Она продолжает читать, точнее, возвращается к уже прочитанному:

…когда в пространстве и во времени, где оно простирается, мы выходим наружу, так и тогда, когда мы берем какую-нибудь долю этого изобилия и путем деления входим внутрь ее.

В качестве следующего шага Гизела выходит наружу и оказывается в том, что уже простирается в ней самой, а это значит, что она сейчас одновременно находится в центре этого и непосредственно перед ним. Так у нее есть возможность с легкостью входить и выходить.

…когда мы берем какую-нибудь долю этого изобилия и путем деления входим внутрь ее.

Изобилие ощущается у Гизелы в руках как нечто, напоминающее гигантский холодный зефир голубого цвета. Она засовывает в него пальцы, чтобы взять долю, и в руке, которая держит большой зефир изобилия, остается небольшой кусочек холодной массы. Вдобавок к этому Гизела начинает делить его. У нее в руке оказывается белый, холодный на ощупь нож, которым она начинает разрезать мягкую как воск голубую зефирную массу. От нее остаются аппетитные половинки.

Но Гизела уже входит в голубую дымку изобилия и чувствует обволакивающую влажность липкого зефирного тумана на лице и одновременно с этим светящееся, простирающееся богатство (или содержание), для которого «не найти предела». Всякий раз, когда Гизела читает о пределе, она уже видит его в форме тонкой окружности вокруг нее. Но с этой проблемой хорошо справляется отрицание, позволяя ей растворить окружность в идее идеи, превратив ее в окружность из ничего.

Предложение закончилось, и тело Гизелы теперь пронизано в разных местах ярко-желтым и белым свечением. У нее есть твердый темно-серый блок гранита, голубой зефир, нож, конструкция из света и тумана и окружность из ничего. У нее есть тело, которое расширяется под давлением и в состоянии покоя, шагает, хватает, разрезает и переходит в собственное расширение, обволакиваемое липким туманом. Понимания того, что имел в виду Гегель, у нее нет.