Чтение мыслей. Как книги меняют сознание

В воскресенье, когда Фабьенн возвращается домой после совместно проведенных выходных, на улице еще жарче. Наступает теплый вечер долгого лета. Дорога извивается между утомленными солнцем лугами и полями. Вчерашние и сегодняшние разговоры были действительно замечательными. Беттина и Каро — два настоящих золотца. Каро рассказывала, что ее маленькая Аннели впервые почувствовала что-то похожее на влюбленность. Каро просила совета, как ей поступить: правильно ли будет помочь четырехлетнему ребенку подобрать слова? Или это уже будет вмешательством? Стоит ли ей добавлять этому событию очарования? Фабьенн нравится этот вопрос. Мысли детей очень легко читать. Детям необходимо постоянно предлагать интерпретации. В течение нескольких лет следует проговаривать вслух все, что с ними происходит: «Ты сделал(-а) куличик. Ты разбил(-а) коленку. Сейчас ты взволнован(-а). Ты злишься. Ты грустишь». То другое, что ты видишь в их глазах, называть не следует. Взрослые неизбежно видят больше, чем дети знают о себе сами. Однако именно это — как и любое чтение мыслей людей, в поведении которых ты замечаешь больше, чем они хотели бы показать, — представляет этическую проблему. Фабьенн вздыхает и закуривает сигарету. Деррида говорит: «Есть тайна. Но она не скрывается»[29]. А Вальтер Беньямин замечает, что «истина — не разоблачение, уничтожающее тайну, а откровение, подобающее ей»[30]. При помощи какого движения можно раскрыть тайну, которая и так лежит на поверхности? Нужно ли это делать? Что, если решение заключается в том, чтобы раскрыть ее и в то же время снова скрыть? Не этим ли занимается Фабьенн, когда описывает в эссе и книгах паттерны и причинно-следственные связи? Однако, как ни посмотри, даже с Деррида и Беньямином чтение мыслей никогда не невинно, поскольку Фабьенн постоянно считывает то, что ее вообще не касается: кто в кого влюблен, кто говорит неправду, кто предпочитает какой вид секса, у кого наблюдается отцовский комплекс, кто страдает от депрессии и кто втайне прикладывается к бутылке. Большинство людей даже не догадываются, что в них видит Фабьенн. Это приводит к неблагоприятной асимметрии. Чем сильнее Фабьенн совершенствовалась в чтении мыслей, тем сложнее ей становилось вести разговор на равных с людьми, которые не умеют этого делать. Вероятно, ей следовало бы стать психотерапевтом, тогда в этой асимметрии был бы какой-то смысл и все бы знали, что Фабьенн способна прочесть их мысли.

Вчера тоже был момент, когда Фабьенн непроизвольно кое-что считала. Беттина долго и в подробностях рассказывала о дилемме в выборе работы, но Фабьенн быстро поняла, что в итоге та выберет самый скучный вариант. Более того, при взгляде на Беттину ее посетила мысль, что подруга более или менее осознанно собирается забеременеть. Тогда вопрос с работой решится сам собой. Фабьенн, можно сказать, уверена, что это произойдет. Подобные неожиданные озарения чаще всего начинаются с некоторого раздражения, проявляющегося в странном тоне, в неуместном замечании, в чем-то, что обладает привкусом фальши и что Фабьенн сначала хотела бы отбросить как нечто несоответствующее ситуации. А затем что-то словно щелкает, и Фабьенн сразу понимает, что это за привкус и к чему он отсылает. Такое неожиданное озарение всегда попадает в самую точку. Это фантастическое чувство. И именно оно наиболее точно характеризует ее. Фабьенн — та, кто способен читать мысли. К сожалению, это не очень приятно другим людям, но, черт побери, ей это так нравится.

Фабьенн вновь невольно вспоминает Кундеру. В одной из книг он пишет, что бабников не интересует секс как таковой. Они находятся в погоне за вселенской тайной. Эта тайна заключается в познании телесных и сексуальных особенностей как можно большего количества женщин. Фабьенн помнит, что эти слова удивили ее еще тогда, в шестнадцать. Почему несколько телесных особенностей и разные манеры поведения во время секса оказываются настолько привлекательными? Ей не приходит в голову ни одной другой причины важности такого познания, кроме его труднодоступности. Получается, что мы имеем дело с удовольствием от преодоления трудностей. Что, если это справедливо в отношении ее самой? Что, если в чтении мыслей она в первую очередь ищет трудностей? Что, если она хочет постоянно демонстрировать, как превосходно у нее это получается?