The feminist “we” is always and only a phantasmatic construction, one that has its purpose, but which denies the internal complexity and indeterminacy of the term and constitutes itself only through the exclusion of some part of the constituency that it simultaneously seeks to represent. The tenuous or phantasmatic status of the “we”, however, is not cause for despair or, at least, it is not only cause for despair. The radical instability of the category sets into question the foundational restrictions on feminist political theorizing and opens up other configurations, not only of genders and bodies, but of politics itself.[25]
Даже этот абзац, по мнению Карлы, указывает на противоречие. Оно заключается в очевидном существовании феминистского
Этой ночью Карла плохо спит, текст крутится в ее сознании. В четыре утра она резко просыпается: сложные размышления Батлер касаются центрального аспекта ее собственной жизни! Карла еще не может подобрать правильные слова, но ей ясно как божий день, что это именно так. На душе становится радостно. Карла встает, наливает на кухне бокал вина, садится в кресло и смотрит в окно на темнеющую листву каштанов на заднем дворе. Делает глоток и пытается сформулировать в голове мысли, с помощью которых сможет осознать, что имеет в виду. Она представляет, будто говорит с подругой, поскольку если кто-то и способен ее понять, то это Тами. Карла думает: «Батлер описывает мою центральную жизненную проблему, для которой я раньше не находила подходящих слов. Описывает ее через призму бытия женщиной, однако ее текст легко можно трактовать значительно шире. Проблема заключается приблизительно в следующем: общество и родители наложили на меня ограничения. Эти ограничения не тождественны моей личности, и все же они не исключительно внешние. Я чувствую и мыслю в их рамках, мое тело двигается в их ритме. В то же время существует часть меня, которая не согласна с этими ограничениями и совершенно правомерно стремится защититься от них. Моя интуиция – внутренний компас, главный из всех моих инструментов – досадным образом отражает как сами ограничения, так и попытки им сопротивляться. Поэтому совершенно невозможно сказать, стóит ли при принятии решений прислушиваться к интуиции. Во-первых, она иногда в действительности отражает мое хорошее, истинное „я“. Во-вторых, попытка побороть интуицию, даже если она несет в себе ограничения, – всегда своего рода насилие над собой. Однако слепо доверять интуиции тоже не стоит, так как зачастую это приводит – вследствие ограничений – к неверным, принятым из страха решениям. Я каждый день стою перед неразрешимыми вопросами. Страх опозориться в глазах наиболее классных одногруппников – приобретенная неуверенность или разумное предупреждение о том, что некоторые из этих людей на самом деле совсем не так уж милы? Антипатия к тому, как злоупотребляют заимствованиями мои преподаватели, – детская реакция протеста или политически осмысленное сопротивление высокомерному чванству элит? И то и другое в равной степени вероятно. В случае с Батлер даже возможно, что истинны оба варианта одновременно. Вот в чем заключается новая мысль, которая пришла мне в голову сегодня ночью в полусне: быть может, сверхсложные рассуждения Батлер описывают подобные удвоения? Быть может, и в моем случае противоречащие друг другу мысли истинны одновременно? Я еще не знаю, как такое точно выразить, но это важно!