Чтение мыслей. Как книги меняют сознание

В чтении философской литературы пугает столь многое: непонимание и невозможность абсолютного понимания (даже если Кристоферу кажется, что он все понял, он не может быть в этом уверен), инаковость чужих мыслей и его бессмысленная ярость от осознания собственной беспомощности, а также факт существования теоретиков-мыслителей, которые способны думать значительно быстрее и сложнее, чем он. Обдумывать все это при первом прочтении Кристоферу не нужно, достаточно пробежать глазами текст до конца. Первое прочтение не налагает почти никакой ответственности.

* * *

За первым прочтением следует второе. Теперь Кристофер берет карандаш и как следует устраивается за письменным столом. Сидит, расправив плечи и глубоко сосредоточившись. По крайней мере поначалу. При втором подходе к тексту Кристофер старается действовать как профессиональный читатель. Он читает фрагмент за фрагментом, и сейчас ему на самом деле легче воспринимать абзацы, о содержании которых он уже получил некое смутное представление. Кристофер чувствует, что на этот раз текст оказывает ему меньшее сопротивление, смысл прочитанного лучше укладывается в голове. Он смотрит значения терминов в словарях и справочниках, подчеркивает карандашом нужную информацию и делает пометы на полях. Если что-то по-прежнему остается непонятным, он возвращается к этому отрывку и при необходимости обращается к дополнительной литературе. Он испытывает искреннее волнение, когда текст дает ему повод. Искренне восхищается. Спустя некоторое время он неподдельно скучает. Второе прочтение продвигается медленно. Оно требует от Кристофера немалых усилий и колоссального терпения. Если все складывается хорошо, второе прочтение приносит плоды: Кристофер восстанавливает текст по частям, собирает в общую картину разрозненные элементы, включая даже упомянутые лишь вскользь. В идеальном случае по окончании второго прочтения он владеет всем текстом. Теперь он мог бы сказать с глубочайшим убеждением: я прочитал «Критику способности суждения» Канта, «Метафизику» Аристотеля и «Капитал» Маркса. Мог бы, если бы на самом деле прочел эти книги.

Правда такова, что второе прочтение длится бесконечно долго и дается Кристоферу только при высокой мотивации. На подоконнике возвышается гора книг, томящихся в ожидании второго прочтения. В действительности, используя эту технику, Кристофер прочитал от начала до конца только две книги: «Паразит» Мишеля Серра и «Регистр ответов» Бернхарда Вальденфельса. Рассказывая друзьям об особенностях своей техники, он предпочитает об этом не упоминать, так как искренне верит, что со временем прочитает по два раза все книги с подоконника.

Интеллектуальный тонус Деррида

Тексты Деррида начинаются весьма безобидно. Однако в какой-то момент они ускоряются. Придя в движение, они требуют от Ины думать иначе, чем обычно. Они настаивают, чтобы Ина держала в голове выдвинутые ранее аксиомы и тезисы и использовала их как фундамент для последующих рассуждений. Деррида хочет, чтобы Ина почувствовала особый уровень напряжения этих текстов, переняла его и стала думать на таком же уровне. Хочет произвести определенный поворот в ее мышлении. Все предостерегающие суждения в первую очередь предостерегают ее от попыток мыслить привычным, лишенным интеллектуального напряжения способом.

То и дело в текстах Деррида удивительным образом встречаются фрагменты, лишенные напряжения, когда на протяжении нескольких страниц излагается на первый взгляд очевидное. Однако Ина должна оставаться начеку: вскоре текст вновь ускорится. Если она не будет оставаться в тонусе, особом интеллектуальном тонусе Деррида, то при чтении его произведений ей придется, испытывая угрызения совести, возвращаться назад по тексту и начинать сначала. Она задается вопросом, как Деррида удалось привести себя в подобный интеллектуальный тонус. Создавал ли он фрагменты, лишенные напряжения, для того чтобы отдохнуть самому и затем продолжить работу с новой силой? Более того, Ину интересует, сколько еще ей нужно читать тексты Деррида, чтобы научиться без особых усилий переключаться на его образ мыслей.

Несколько недель спустя она приступает к чтению эссе Деррида «Форма и значение. Замечание по поводу феноменологии языка», конец которого звучит так: